со своими семьями, задрав головы и разинув рты, начинали задумываться о том, «а не погорячились ли они, уехав из Одессы?».
А ей было плевать на них на всех! И это было видно по взгляду: «Пусть смотрят и ослепнут от красоты!» Она смотрела на Андрея… И он, встретившись с этим взглядом, полным грусти и какой-то невысказанной надежды, улыбнулся одними уголками рта, скрывая свою улыбку в усах. Но… Кошка ее увидела, эту улыбку. Или Андрею так только показалось? Только…
Она раскрыла свой кулачок и прокатала на нем «поющий шарик»… Ах, как он блеснул под этим южным солнцем!.. А правой рукой… Нет, она не помахала Филину, прощаясь, она сделала по-другому – Лана помахала ему на прощание одними пальчиками, так, как если бы перебирала струны гитары…
…– Ну! И шо ты застрял, как запор в жопе?! Так и будем тут торчать посреди порта или пойдем уже на таможню? Вон, весь пароход уже там, только мы стоим как полудурки! – У Анны вдруг появилась жажда деятельности, видно, и впрямь она «восходила» на землю обетованную…
Эх, знать бы тогда Филину, как ему придется встретиться с Ланой в следующий раз… Что эту «гейшу» придется, вместе с другими бедолагами, вытаскивать из пиратского плена, когда нигерийские «борцы за свободу» взяли на абордаж мирное пассажирское судно и увели в джунгли полтора десятка заложников. Что его всю жизнь будет мучить совесть и невысказанная тоска или скорее стыд за «невыполненное» задание. Что единственным погибшим заложником после тяжелейшего изнурительного, более чем двухсоткилометрового марша по африканской саванне станет именно она, Кошка… И не важно то, что Филина к тому времени самого несли на носилках уже четвертые сутки. То, что он, истекающий кровью и отравленный укусом местного ползучего гада, периодически терявший сознание и начинавший бредить, сам не знал того, дотащат ли его до спасительных легионовских винтокрылых стрекоз или бросят в саванне по законам легионовских спецов: «Пусть лучше умрет один, чем все»… Он был командиром группы, совершавшей спасательную операцию… Эх, знать бы все это раньше[21]!..
«Если не знаешь, что делать, – делай шаг вперед…»
Морихей Уэсиба.
25 апреля 1995 г. – 8 ноября 1995 г. Израиль…
Будни…
Хотя нет. Это были не будни!
Назвать то, что происходило, буднями не хватает совести – это был настоящий, без прикрас и скидок на возраст и заслуги, экзамен на выживание (и надо сказать, что многие этого экзамена не выдерживали и возвращались через полгода обратно к старому, привычному для них укладу, плюнув на эфемерные перспективы «сладкой жизни за границей»). И хоть у Анны к тому времени вся родня, даже самая дальняя, относилась к «гордой когорте эмигрантов», даже и она к августу запричитала и стала намекать Андрею на то, что, может быть… А Филину нужен был еще год. Хотя бы год…