Впрочем, ему и не нужна была благодарность.
Василий тоже старался смотреть куда угодно, только не на нее. И все равно периодически ловил себя за разглядыванием. Ну никак не мог угомониться. Так и резал взглядом по тонким худым ножкам в большущих ботинках (чего ж она ходит в таком, холодно же), хрупким пальчикам, нервно сжимающим кисти большого вязаного шарфа. Ох, как клево ее пальчики совсем недавно скользили по его груди!
Надвинутая на глаза вязаная шапка, только нос покрасневший и губы искусанные видны. Кто же ей так губы искусал? Неужели, этот говнюк постарался?
Опять поднялась из груди ярость. Тварь какая, крысеныш мелкий… Ну ничего, завтра он его навестит. Прямо возле училища встретит. И поговорит.
Лифт, дернувшись, остановился, и Кет выбежала в открывшуюся дверь.
- Эй! - она опять замерла, напрягшись, уже практически добежав до своей квартиры, - можешь не благодарить, девочка!
Она в ответ только дверью хлопнула.
А Василий, ругательски ругая себя за тупость и особенно за последнюю дешевую фразу, устроился на кухне с банкой пива и телеком.
Похмелившись, он основательно взбодрился и даже в душ сходил и зубы почистил, потому что совсем гадостно во рту было. И как раз раздумывал над тем, завалиться ли спать или все же поддаться на уговоры друзей, с заунывной регулярностью продолжавших названивать ему, когда в дверь нерешительно постучали.
Он выругался, тяжело потопал в прихожую, собираясь отправить гостя в пешее эротическое, но, открыв дверь, так и замер, не сумев сказать ни слова.
Да уж, этого человека он точно никуда посылать не собирался.