Как ни странно, но следователь ко мне так и не приходил до
момента выписки из стационара. Видимо, все вопросы решились без
моего участия. Тринадцатого августа я вышел из здания госпиталя и
пошагал в сторону автобусной остановки. В кармане гимнастерки
лежало пятьдесят рублей и проездные документы.
Люде я так и не написал. Даже не знаю почему. Для себя я все же
нашел объяснение, якобы не хочу портить жизнь любимой девушки,
своей изуродованной физиономией. Но, наверно, имелась и другая
скрытая причина, в которой не хотелось признаваться самому себе.
Уверен, Люда приняла бы меня и в таком виде, но вот не решился и
все дела, не хотелось портить жизнь любимому человеку.
Волосы на голове немного подросли, а зеленку, которой медсестры
от души мазали заживающие швы, удалось отмыть в душе. Но шрам и
кривой приплюснутый нос никуда не делись так, что внимание граждан
на улицах мне было обеспечено. Да и не только граждан, пока
добирался до Московского вокзала, два раза останавливал военный
патруль им, понимаешь, было интересно, откуда и куда попадает такой
«красивый» солдатик. Тем более, у меня даже чемодана не имелось, и
шел я налегке. После аварии тот со всеми немногими вещами и
дембельским альбомом исчез в неизвестном направлении. Не исключено,
что остался валяться в той канаве, куда нашу буханку выкинуло с
дороги. Я особо не расстроился потерей, вернее, вообще не
расстроился, тем более что каптенармус в госпитале подобрал мне
слегка поношенную, бэушную пш, старого образца.
Надо сказать, отвык я от улиц, заполненных людьми. В последние
годы жизни прошедшие на калифорнийском побережье я редко выбирался
в большой город. А сейчас ясным солнечным днем навстречу шли сотни
людей, разных, молодых старых, но в большинстве своем улыбающихся и
довольных жизнью. Им до меня не было никакого дела, собственно, как
и мне до них. Особенно это было заметно на эскалаторе в метро, где,
спускаясь, невольно вглядываешься в лица поднимающихся наверх людей
и понимаешь, что больше никогда их не увидишь.
Шагая по Невскому проспекту, периодически читал висевшие тут и
там кумачовые лозунги спризывами типа «Слава КПСС» и грустью думал,
что придется их снова читать еще почти двадцать лет.
На вокзале я сразу прошел к военной кассе. По проездным
документам, уволенному в запас срочнику, полагался билет в общем
вагоне. Но мне такой вариант совсем не улыбался. Поэтому без
колебаний решил доплатить небольшую сумму и доехать до
Петрозаводска в купейном вагоне.