Я нажал на красную кнопку и прибор
ответил какофонией шумов и радиопомех. Не знаю, должно так быть или
нет, но во всяком случае она работала. Спустя несколько секунд из
динамика послышался голос Никиты:
— Макс, это ты?
— Да! — как же я сейчас был рад его
слышать.
— У тебя там все нормально? — было
приятно, что в голосе Никиты отчетливо звучала радость.
— Все класс, только мне тут один
мудак плечо прострелил.
— Твою мать! — услышал я голос
Виктора и откинулся на спину.
Я лежал на холодном полу и с
удовольствием слушал радиошумы. Которые казались мне сладкой
музыкой — как все-таки здорово жить! Надеюсь мои приятели вовремя
разберутся, что со мной нужно делать, а то помирать как-то не
хочется. Тем более, что рацию я все-таки нашел.
За окном послышался звук
открывающихся где-то далеко металлических ворот. Затем визг резины
стартующего с места Никитиного «Гольфа» и рев двигателя, мчащегося
на всех парах автомобиля. Затем снова визг резины — на этот раз от
резкого торможения. Звуки хлопающих автомобильных дверей и топот
ног.
— Парни, там растяжка! — крикнул я и
мне показалось, что это было громко.
Под ногами парней лестница гудела и
создавалось впечатление, что здание вот-вот разрушится. В коридоре
заплясали лучи света и вскоре они уже были рядом со мной. Витя
сразу увидел темное пятно на моей футболке и присел на корточки,
чтобы рассмотреть рану получше.
— Молодец, Макс! — сказал Никита и
взъерошил мне волосы.
— Ты как себя чувствуешь? — спросил
Витя.
— Че-то мне подташнивает, — ответил
я. — И голова кружится.
— Ну потерпи немного, сейчас мы тебя
в больничку отвезем. Там тебя подштопают и утром будешь как
новенький, — пообещал Витя и поднялся на ноги. — Никита, бери его
под руки, я за ноги.
— Я тебе салон испачкаю, —
пробормотал я.
— Не ссы, Макс, все будет нормально,
— пообещал Никита. — Да и салон у меня кожаный если что, как-нибудь
отмоют.
Это хорошо, что отмоют подумал я и
вдруг мне в голову непонятно к чему пришла мысль, что я опять
навряд ли буду ночевать дома — то-то батя будет завтра орать. Да ну
и хер с ним, мать жалко — как я ей объясню, почему мне плечо
прострелили? Плакать будет.
А дальше мысли и вовсе стали странными, понеслись вскачь и
сконцентрироваться на какой-то одной никак не получалось. Они
приходили одна за одной, наслаивались друг на друга, перед глазами
возникали образы разных людей, старых и новых знакомых, звуки стали
какими-то глухими, далекими, а потом наступила темнота. Похоже я
отъезжаю.