Беззаботность и веселье, царившие при дворе, не могли не сказаться на состоянии русской армии, а гвардии в особенности.
Рапорт сержанта А. В. Суворова.
Юный Суворов немало изумился, не видя вокруг той суровой дисциплины и требовательности петровских времен, о которых так много рассказывал ему отец. Свои воинские обязанности гвардейцы выполняли из рук вон плохо. Солдаты-дворяне самовольно отлучались с постов, учиняли попойки и драки, присылали на тяжелые работы вместо себя своих крепостных. А так как в Семеновском полку солдат-дворян было около половины, то их помещичьи привычки и наклонности сделались причиною множества разного рода льгот и послаблений, к числу которых относилось и разрешение жить вне черты расположения части.
В обычный мокрый петербургский день, когда не разберешь, зима это или осень, дежурный по полку вывел семеновцев на главный плац для проведения строевых учений. Поставленные в каре или четырехугольник солдаты недовольно переговаривались, браня гнилую погоду. Дежурный подал команду «Смирно!» и бросился к полковой избе, откуда уже выходили господа полковые штапы во главе с командиром семеновцев генерал-аншефом Степаном Федоровичем Апраксиным, в пышной шубе поверх расшитого золотыми лаврами мундира. Сняв форменную шляпу, дежурный доложил о готовности полка к проведению экзерциций.
Вельможа задумчиво поднял толстое лицо к сочащемуся небу, вздохнул и неожиданно зычно скомандовал:
– Слушай приказ! Начать экзерциций на сей неделе… – Он передохнул, поправил на брюхе золотой шарф и решительно закончил: – Ежели на сей неделе будет благополучная погода. – И, тяжело повернувшись, пошел в избу. На крыльце Апраксин остановился: – А свободное время употребить на полковые работы…
Слобода продолжала отстраиваться, и хозяйство семеновцев не вполне еще наладилось.
Возвращаясь в казарму, долговязый солдат из дворян Петр Кожин кивнул Суворову:
– Знамо дело: работа не волк, в лес не уйдет…
– Ты-то чего радуешься, – ответил Суворов, – пойдешь, братец, в команду лес вырубать, твой черед.
– Нет уж, господин капрал, – усмехнулся Кожин, – не пойду. Или неведом тебе приказ, так пойдем покажу… «Нижеписаных рот солдат, а именно… Прозоровского… Лихачева…»
Кожин долго водил пальцем по строчкам, отыскивая свою фамилию, ибо в грамоте российской силен не был: