Сознание начинает плавать.
Изображение в глазах дрожит, искажается словно накрытое волной,
изменяется освещенность. Единство и чёткость мыслей, только что
превратившие меня в берсерка рассыпаются, уступая место мельтешению
непонятных образов. В литературе попадальцы-попаданцы обязательно
скрывались, но при этом регулярно раз за разом без всякой
необходимости делали демаскирующие их глупости, а потом очень
сокрушались по этому поводу, клятвенно обещая себе больше этого не
делать. Вот и я демаскировался какая... Нет не глупость, это была
крайняя необходимость. Я нашел в себе силы понять, что эти мысли-
начало поглощающего меня бреда и вновь собрал свои силы в единый
кулак.
Шаг, еще шаг. Только воля держит это
тщедушное тельце на ногах. Боец из экипажа первой машины охраняет
вход в магазин, остальные держат периметр. Отмечаю это краем
сознания, мыслями я рядом с мамой. Я подхожу и опускаюсь рядом с
ней на колени. Рядом сидит Екатерина и держит ее за руку, смотрит
на меня.
-Мама, говорю я, - и дотрагиваюсь до
бледного лица. Пульсирующая жилка на виске приносит надежду и когда
она открывает ничего не понимающие глаза и с трудом сфокусировав
взгляд на мне произносит:"Адам", я бессильно падаю рядом.
Неизвестно где. Неизвестно
кто
-Посредника зачистить. Наймите новых
исполнителей. Доложите.
***
Открываю глаза. Просто какое-то
дежавю, я начинаю опасаться, как бы пробуждение во владениях
эскулапов не превратилось в стойкую привычку. Белый потолок,
светодиодные офисные светильники. Поворачиваю голову на бок: я
ожидаемо в больничной палате. Белые стены, белая мебель. В
некоторых странах Востока белый - цвет смерти. Хорошо, что в России
ассоциации иные, иначе я бы заподозрил руководство больницы в
наличии черного юмора. Самочувствие, как ни странно, хорошее, я бы
сказал бодрое. Попытался ощутить свое состояние и с удивлением
обнаружил, что от ранения практически не осталось следов. Ощущаю,
как чешется кожа справа на спине. Пытаюсь встать и подойти к
зеркалу. На удивление, мне это удается довольно легко, если не
считать сильную слабость. Констатирую очень сильную худобу. Снимаю
пижаму и и оборачиваюсь спиной к зеркалу. Прямой свежезаживший
розовый рубец тянется под правой лопаткой сантиметров на пять. Я
помню как меня ранило. Скорее всего это был металлический осколок
от обшивки. От бронированного стекла рана имела бы другую форму. И
уж точно я избежал попадания пули, ибо встречи с крупнокалиберным
гостинцем я бы однозначно не пережил. Впрочем, теперь уже не играет
никакой роли, что именно попортило мою драгоценную персону, важнее
другое: каким образом меня так быстро вылечили.