Она еще спит, а то я бы сейчас пошла, пока муж ее не воротился из дворца.
Полюбин. Вы напрасно огорчаетесь: у вас нет родителей, – кто вас может приневолить? Вы выбрали человека по сердцу, от вас зависит его счастие.
Варинька. Без согласия моих покровителей! чтоб меня после называли неблагодарной! ни за что в свете. (Подходя к окну.) Посмотрите, посмотрите, он же на улице переодевается.
Полюбин. Кто? Беневольский? (Смотрит в окно и хохочет.)
Варинька. Нет, не только теперь, – если б я и вас не знала, ни под каким видом не вышла бы замуж за этого безумного. Хорошо вам смеяться: вы сами себе господин. Ах! он сюда идет; прощайте! пойду в спальню к Настасье Ивановне. Может быть, она встала. Приезжайте ужо, простите. (В дверях.) Будьте же здесь ужо непременно, а то мы нынче съезжаем на дачу. Бог знает, когда увидимся.
Полюбин, вскоре после Беневольский.
Полюбин (смотря на часы). Теперь половина одиннадцатого, во дворце еще не вышли к обедне, – Звёздов не так скоро воротится. Можно полюбопытствовать, что за человек этот Беневольский. Вот он сам и в пух расфранчен.
Беневольский (шаркая). Ваш покорнейший слуга-с.
Полюбин. Здравствуйте!
Беневольский. Позвольте с вами познакомиться.
Полюбин. Очень рад вас видеть.
Беневольский. Что-с? так точно-с. (В сторону.) Непостижимо. Я, верно, в сорок раз его умнее: отчего я робею, а он нет?
Полюбин (в сторону). Бесценный. И это мой соперник.
Беневольский. Позвольте спросить: я, кажется, если не ошибаюсь, имею честь говорить с вами?
Полюбин. Вы не ошибаетесь.
Беневольский (в сторону). Как краткословен! Он меня убивает.
Полюбин. Вы недавно сюда приехали?
Беневольский. С час будет.
Полюбин. Из Казани?
Беневольский. Я сын волжских берегов.
Полюбин. Вам здесь всё должно быть ново?
Беневольский. Ничто не ново под солнцем.
Полюбин. Но приезжего из Казани многое кое-что должно здесь удивить.
Беневольский. Меня ничего. Признаюсь вам, я столько читал, что ничем не удивлен. Это мое несчастие.
Полюбин. Может, не успели еще видеть ничего удивительного?
Беневольский. Помилуйте. Эти воды, пересекающие во всех местах прекраснейшую из столиц и вогражденные в берега гранитные, эта спокойная неизмеримость Невы, эти бесчисленные мачты, как молнией опаленный лес – вы это называете неудивительным?
Полюбин. Не я, а вы: вы сказали, что ничем уже не удивляетесь.