Бакчаров выглянул из-под тяжелой овчины и понял, что они снова в пути. Ночь была удивительно ясная. Учитель чувствовал себя очень скверно. Все тело его немело, а голова невольно тряслась. Их путь лежал по широкому темному простору. Мимо то и дело одинокими пучками проплывали почти облетевшие кустарники. Они призрачно вырастали в поле, как расставленные кем-то дозорные. Дмитрий не сразу понял, проснулся он или сны все еще морочат его. Ветер гудел в ушах, земля со скрипом и стуком уползала в темноту. Толком ничего не было видно. Светили только самые яркие звезды. Да и те едва. Далекие громады гор больше чувствовались, чем виделись. Словно самая могучая из них, покачивалась над Бакчаровым согнутая спина Бороды.
Бакчарова проняла дрожь, ветер завыл грозно и зловеще. Он поежился и получше укутался.
– С вашим братом свяжешься, только кобылу застудишь, – тихо сам себе то и дело повторял ямщик, причитая добрым, беззлобным голосом.
Ветер свистел по-разбойничьи, казалось, вот-вот начнется сырая метель. Не имея возможности писать во время пути, учитель всю дорогу час за часом слагал стихи из своих впечатлений о путешествии. Слагал, и тут же они терялись во мгле затуманенного болезнью рассудка.
Там, в глубине тайги, где, ужасом объята,
Течет лесная мгла, трепещет каждый прут,
Во тьме сырой тревожатся волчата,
С охоты мать свою волчицу ждут и ждут.
Лес мается, скрепит уже стволами,
Беседует с ветрами бурелом.
Тропа петляет темными долами,
Немые идолы толкуют о былом.
Ночь духами язычников заклята,
Лесные чудища пугающе ревут,
И видят сон в норе своей волчата,
Как мать убитую охотники везут.
Так от станции к станции шли сутки за сутками – ночь в деревне, а потом от рассвета до заката в дороге. А учителю становилось все хуже и хуже, пока он не стал совсем уж плох.
Бакчарову казалось, будто за ними гнались волки. Волки были очень настырными. Даже когда они на телеге вырвались из лесных теснин на открытый простор и устремились к реке, свирепые волки продолжали погоню. А кобыла Рая кидалась из стороны в сторону, пытаясь не угодить в окружение. На спасительной реке их бешеную телегу не выдержал гнилой мост, и они обрушились в воду.
Дмитрию Борисовичу казалось, что глубокой ночью, когда все уже кончилось, буйная речушка вынесла его тело в темные воды некой великой реки, которая тихо-тихо катила свой громадный, холодный и гладкий поток.