В общем, Вадик любил тогда рисануться, а сейчас это невинное занятие переросло в новое качество. Он не просто дошел до той стадии мастерства привирания, когда вылетающие из его уст слова убивают незнающих всю глубину души Вадика наповал. В принципе, одного этого уже достаточно, чтобы сесть с ним за стол переговоров и подписать любой контракт. Но для настоящего мастера пустого звона мало. И Вадик набил руку в прикреплении к привираниям файлов такого бесспорного свойства, что даже я, человек хорошо его знающий, иногда задумываюсь над правдивостью их изложения. Задумываюсь, дабы в очередной раз опереться о мысль, что мне до сих пор известна только одна шумная история, где Вадик был замешан непосредственно – это перестрелка в офисе во время раздела прав собственности на один футбольный клуб. Но именно об этой истории Вадик почему-то не очень-то охотно рассказывает. Я так думаю, что там-то как раз все было правдой, а она Вадика не интересует. Все, что я знаю о том бое местного значения, до меня дошло из третьих уст.
Прошло много лет после школы. Двадцать. Я потерял связь со многими. Но, боже мой, как я рад тому, что в списке потерянных не значится Вадик Морозов! Этот человек первым, где бы ни находился, поздравляет меня с днем рождения, в суматохе дел, когда ему остается три часа до отлета в Берлин, он между последним недоделанным делом и визитом ко мне всегда выберет последнее. Он помнит памятные даты всех членов моей семьи, он любим в моем доме и долгожданен. Сумасшедшая жизнь сама расставляет приоритеты, и в качестве главного мерила ценности мужской дружбы всегда назначает время. Как бы кто из моих друзей ко мне ни относился, кем бы я ни был горячо любим, для установления не юридического, а справедливого факта истинной привязанности главным провокатором всегда является время – я повторюсь, не боясь быть уличенным в неоригинальности. Прошло двадцать лет, и снова и снова, выпивая с Вадиком, я чувствую его дружеское расположение. Вот и сейчас, когда он сказал, что помнит кошмар в Потсдаме при температуре в минус двадцать, я пропускаю это мимо ушей. Ибо не это важно, а то, что он прилетел в Москву и первым нашел меня.
– А у тебя сейчас какая машина? – спрашиваю я мимоходом.
– «Мерседес» двести сороковой, – не моргнув отвечает он, и я киваю, зная наверняка, что водительских прав у него нет и он боится автомобилей.