Профессор открыл дверь, и Куртеева изумило, что на лице его не отразилось никаких чувств. Берг просто открыл дверь и отошел в сторону, пропуская в квартиру недавнего студента. В квартире было тихо, и от этой тишины у Куртеева поползли по спине мурашки.
– Профессор, я зашел на минуту. Прошу прощения… кажется, вы работаете?
– Я не работаю. Что будете пить, Куртеев?
– Я, собственно… не жарко… да и вообще… – Поняв, что слишком долго отвечает на простой вопрос, Тихон развел руки в стороны и сказал: – В общем, что нальете, профессор, то я и выпью.
– А если я вам бензину налью?
Профессор стучал чашками на кухне, поэтому мог только слышать то, что ему отвечают.
– А если вы (беззвучное ругательство) нальете мне бензину, и оттого, что я его выпью, вам (беззвучное ругательство) станет приятно, то я его, пожалуй, выпью, поскольку человек, когда ему приятно, более расположен к просьбам гостя.
– А вы пришли с п-просьбой?
– Профессор, вы можете себе (беззвучное ругательство) представить, что меня могло привести к вам что-то иное?
Профессор не ответил, вместо этого он появился в комнате с подносом в руках. На подносе дымились две чашки. Кофе Куртеев терпеть не мог, как и людей, его употребляющих, но сделал вид, что обрадовался.
– Этилированный?
Лакированная профессорская голова, будто шаровая молния, прокатилась по комнате, опустилась и зависла над спинкой кресла. Тихон секунду выждал и, не дождавшись приглашения, уселся в кресло напротив.
– Начинайте просить.
У Тихона от неприязни зашевелились на голове волосы.
– Можно прежде один вопрос?
– Можно. – Кажется, Берг сегодня не был расположен к беседам.
– Почему вы (Тихон вспомнил и закончил фразу правильно) решили уйти в отставку?
– Не ваше дело.
– Может, мне зайти в другой раз? – подумав, спросил Куртеев.
– А в другой раз вы чего ожидаете? – Брови Берга поднялись над узкими очками.
– Человеческого отношения как минимум.
– А как максимум? П-поцелуй от профессора?
– Вы невыносимы, – вырвалось у Тихона. – Отчего вы меня не любите?
– А почему я вас должен любить, спрашивается? – Тон Берга казался возмущенным, но на лице, как обычно, ничего не отразилось. Он прикоснулся губами к чашке и поставил ее на столик. – Говорите, Куртеев, говорите, что там у вас стряслось. Но не просите меня любить вас. Это немыслимое дело.