— А куда они делись? — вконец озадачился я. — Вымерли?
— Вымерли бы — хоть кости бы остались. Нет — и все. Словно
съехали неожиданно, все побросав где было. Причем давно. Ты из
какого года сюда? Из двухтысячного попал?
— Ну да… — окончательно растерялся я. — А ты?
— А мы все из двухтысячного. Кто сегодня попал, кто вчера, кто
десять лет назад — а все из двухтысячного. Впрочем, кого-то, кто
попал раньше, чем за десять лет, я не встречал. Видать, недавно
Отстойник открылся для посещения.
— Погодь, погодь, — прервал я поток непонятного гонева. — А вас
тут много?
— Ну… в Углегорске тысяч уже семнадцать — восемнадцать,
наверное. И в других городах живут. В окрестностях. На область
тысяч пятьдесят наберется, я думаю.
— И все из двухтысячного? — уточнил я.
— Точно, — кивнул он. — Только дни разные. В какой день ты сюда
попал, в такой и оттуда провалился. Сегодня двенадцатое октября там
было?
Он ткнул перемазанным в масле указательным пальцем в потолок
машины, словно подразумевая, что я свалился сюда с небес.
— Двенадцатое, — осторожно подтвердил я. — Октября.
— А я сюда три года назад попал, четырнадцатого ноября.
Двухтысячного.
— Не наступило же еще… — растерялся я.
— Это у тебя не наступило, — опять ухмыльнулся он. — А у меня
еще как наступило, три года назад.
— Погоди, погоди, — попробовал я зайти с другой стороны. — Ты
что, хочешь сказать, что в двухтысячном в стране тысячи людей
пропали? Десятки тысяч? И никто не чухнулся?
— Не, не так, — покачал он головой. — Все было не так.
— А как?
— Пропадает людей немного. А вот вариантов действительности, из
которых они пропадают, бесконечное количество.
— И…
— И все они, кто провалился в двухтысячном, сыплются сюда. Как в
помойку. Он так и говорит, что мы в помойке времен и миров. Поэтому
и Отстойником назвали вроде как.
— А тут же жил кто-то? Они-то где? — чуть не закричал я,
чувствуя, как извилины начали заплетаться веночком вокруг
мозга.
— А вот этого не понял никто, — сказал он. — Тут по календарям,
машинам, станкам и прочему — сорок восьмой год. Одна тыща девятьсот
сорок восьмой. А если смотреть по тому, насколько все это
состарилось, то получается, как понимающие люди говорят, что оно
все без присмотра было лет пять-семь, не больше. А то и меньше.
— Понятно, — кивнул я и добавил: — Хотя ни фига не понятно.