—
Я пока не слышу в этих бесспорно интересных теориях вопроса, — Решетов смотрел
на меня снисходительно, как родитель, которого маленький ребенок пытался
впечатлить кривой мазней, выдавая её за картину.
—
Вопрос? Хорошо, будет и вопрос. Каково это использовать людей, которые
находятся в тупике? В отчаянии, и лишены опций?
—
Мы никого не заставляем, выбор целиком в ваших руках.
Я
почти тебе верю. Твари. Словно головой о бетонную стену биться.
—
Мне нужно подумать и прочесть договор.
—
Конечно, но решайте быстрее, у нас есть уже десять добровольцев, и вы можете не
успеть. Я отправлю вам всю документацию на почту. Если надумаете, просто
поставьте свою электронную подпись.
Из
офиса Парагона я вышел в смятении. Подсознательно я чувствовал подвох, но
выбора у меня, действительно, не оставалось. Они это знали, и я это знал.
***
В
палате неприятно пахло. Лекарствами и мочой. Отец выглядел скверно, краше
только в гроб кладут. Здоровый в прошлом мужчина, высокий и статный, лежал,
накрытый тонким одеялом. Волосы выпали из-за химиотерапии. Кожа землистого
цвета. Похудевший до состояния жертвы концлагеря — тяжело есть, когда тебя
постоянно тошнит из-за химии, а опухоль забирает все силы. Только пронзительные
голубые глаза составляли всё его сходство с прежним — здоровым обликом.
—
Олег, ты не ответил мне, где ты деньги нашёл? — отец хмурился, и это простая
эмоция, казалось, забирала у него все силы.
—
Пап, все в порядке, мне дали кредит.
—
Не нужно мне врать, а? Кто тебе кредит даст? Я-то знаю, сколько стоит лечение.
Под опель тебе его дадут что ли, ага, догонят и ещё дадут, — буркнул он.
—
Ты прав. Я не хочу тебя обманывать, но говорить не буду, — кафельный пол
занимал всё моё зрение.
—
Батя тебя любит, а ты его бесишь. А мне нервничать нельзя, — он улыбнулся
уголками губ. Ну хоть не криминал?
—
Нет, всё законно.
—
И то слава богу, — заметное напряжение отпустило его.
—
Я тебе апельсинов принёс, — попытался я сменить тему.
—
Спасибо, брось на тумбочку. Он вздохнул, — корейцы или немцы?
—
Корейцы. У них процент выживаемости выше.
—
Ну и как я с ними говорить буду?
—
Бать, тебе говорить ничего не надо будет, пальцем ткнёшь в живот, закрыл глаза,
открыл глаза, проснулся здоровым человеком.
—
А как я медсестёр кадрить буду, если я не говорю по-ихнему, — отец храбрился.