– От таких приглашений, Иосаф Платонович, не отказываются, – отвечал Подозеров.
– Вашу руку! – и Висленев, взяв руку Подозерова, крепко сжал ее в своей руке и сказал: «До свидания».
Всем остальным гостям он поклонился общим поклоном, и тоже от всех взял слово вечером придти к Ларисе на ужин.
Гости ушли.
Висленев, взойдя с сестрою и теткою в дом, направился прямо в свой кабинет, где еще раз умылся и переоделся, прихлебывая наскоро поданный ему сюда чай, – и послал за извозчиком.
– Брат! – сказала ему Лариса, когда он вышел в зал и оправлялся перед большим зеркалом, – не дать ли знать Бодростиной, что ты приехал?
– Кому это? Глафире Васильевне?
– Да.
– Что ты это! Зачем?
– Да, может быть, и она захотела бы приехать?
– Бог с ней совсем!
– За что же это?
– Да так; на что она здесь?
– Она очень умная и приятная женщина.
– Ну, мне она вовсе не приятная, – пробурчал Висленев, обтягивая воротник рубашки.
– А неприятна, так и не надо, но только как бы она сама не заехала.
– Будет предосадно.
– И еще вот что, Жозеф: ты позвал вечером Синтянину?
– Кажется… да.
– Нет, наверное да. Так зайди же к ним, позови генерала Ивана Демьяныча.
Висленев оборотился к сестре и сморщился.
– Что такое? – проговорила Лариса.
– Так, знаешь, там доносом пахнет, – отвечал Висленев.
Лариса вспыхнула и нетерпеливо сказала:
– Полно, пожалуйста: мы об этом никогда не говорим и не знаем; а Александрина… такая прекрасная женщина…
– Но дело-то в том, что если вы чего не знаете, то я это знаю! – говорил, смеясь, Висленев. – Знаю, дружок, Ларушка, все знаю, знаю даже и то, какая прекрасная женщина эта Александра Ивановна.
Лариса промолчала.
– Да, сестра, – говорил он, наклонив к Ларисе голову и приподняв на виске волосы, – здесь тоже в мои тридцать лет есть серебряные нити, и их выпряла эта прекрасная белая ручка этой прекрасной Александры Ивановны… Так уж предоставь мне лучше вас знать эту Александру Ивановну, – заключил он, ударяя себя пальцем в грудь, и затем еще раз сжал сестрину руку и уехал.
Лариса глядела ему вслед.
«Все тот же самый! – подумала она, – даже десять раз повторяет, что ему тридцать лет, когда ему уж тридцать пятый! Бедный, бедный человек!»
Она вздохнула и пошла распорядиться своим хозяйством и туалетом к встрече приезжего гостя.