– Спасибо, мам, все было вкусно! Я пойду поиграю, пап?
– Сядь! – командует Викин отец. – Мы не
закончили! Виктория, иди к нам, тебя это тоже касается.
Пока Ксюша пьет, Витек уступает свое место сестре, и она
садится, озабоченно оглядывая наши лица.
– Значит так, Виктория! – подводит итог нашей беседы
Алексей Викторович. – Послушал я твоего хахаля, подумал. Он,
конечно, складно поет, заслушаться можно, да только веры ему
никакой. Ты уже взрослая, замужем побывала, так что живи как
хочешь, да только родительского благословения на отношения с этим
тунеядцем от нас не жди!
– Не жди, не дадим! – часто кивает тетя Тома. –
Не верим мы ему, и ты не верь!
– А ты помолчи пока, Томка! Тебе слова не давали! –
Викин отец стукает кулаком по столу и звенящим голосом выносит
вердикт: – Спекулянт… Бизнесмен хренов! У нас с матерью в его
годы уже комната, какая-никакая, да своя была! Гараж! Дача! Ты
обута-одета-накормлена, да и Витек на подходе… И все мы с твоей
мамкой сами тянули, всю жизнь лямку тащим и не жалуемся! А этот
чего? Голь перекатная! Он за твой счет пытается выбраться из той
задницы, в которой оказался по своей лени беспросыпной. Небось и на
работу к себе ты его устроила? А начальство увидело, каков
балаболка, да и погнало в шею? А ты все байкам егошним веришь? Или
нарочно прикрываешь? Головой думай, Виктория, а не передком! У него
на то и расчет: охмурить, окольцевать, на твоей шее вылезти да жену
свою заменить, чтобы постель грела! Увидел, что баба при должности,
при квартире собственной, не страхолюдина – вот и решил в лямур
сыграть! Чтобы ноги этого лодыря в моем доме больше не было.
Последние слова он произносит тихо и размеренно, и оттого смысл
их особенно страшен – не на эмоциях человек говорит, а рассудив все
по-своему и приняв окончательное решение.
Ваша репутация у Алексея Викторовича Коваля
понизилась!
Текущее отношение: Враждебность 10/30.
Вам нанесен критический урон словом: −50 % духа
и уверенности.
– Дядя Леша… – смахнув убийственные уведомления, я еще
пытаюсь хоть как-то исправить неисправимое, но он качает головой,
не желая слушать.
– Я все сказал, – тихо говорит он. – Пошел вон из
моего дома.
Медленно, не веря происходящему, встаю, чтобы уйти, но едва не
падаю – меня знобит, тошнит и накрывает слабостью. Взгляд
туманится, и мне хочется протереть глаза, чтобы стереть с них эту
непонятную пелену.