Солнечное утро незаметно перешло в яркий, безоблачный, хотя и прохладный день. Однако солнечный свет не слепил меня: он рассеивался сквозь шторы. Комнату можно было бы даже назвать уютной и тихой. Всё в ней было обустроено со вкусом. Мешало только осознание того, на каком положении я в этой самой комнате оказалась.
Из-за всё тех же размышлений я оделась гораздо быстрее, чем это бывало обычно. Как можно меньше времени я оставалась без халата, предпочтя вместо этого почти сразу облачиться в платье. Хотя вдохновиться своей фигурой я всё равно не упустила возможности. Упругой, подтянутой грудью я могла гордиться с полным правом. И гладкой, нежной кожей, которая после душа ощущалась под пальцами мягче, чем какой бы то ни было шёлк.
И всё-таки слишком беспокоила мысль об отсутствии замка или защёлки на двери. Сразу представлялось, как мистер Джекобс – или кто-нибудь ещё – войдёт в комнату как раз в тот момент, когда я буду переодеваться. В первый же день оказаться обнажённой перед совершенно посторонним мужчиной… это, пожалуй, всё-таки слишком!
Я надела изумрудное платье – более открытое и лёгкое, чем то, в котором прибыла. Туфли в тон тоже нашлись, равно как и серебряные украшения: даже несмотря на свой страх, даже несмотря на неясность того, что ждало меня потом, я всё равно хотела выглядеть как можно изящнее.
Мистер Джекобс вновь пришёл лично. Его уверенные, спокойные шаги я услышала заранее, а потому успела подготовиться. Точнее, мне казалось, что успела. Потому что после этого он вошёл, сказал:
– Прошу к обеду, Молли, – и подал мне руку, чтобы провести на первый этаж, в столовую.
Взяв его за руку, я с трудом удержалась от того, чтобы вздрогнуть: будто электрический разряд множеством иголок вонзился в мою руку, такими сильными и крепкими были его пальцы. В то же время держал он меня не чересчур цепко, не жёстко. В его руке моя покоилась гармонично, как будто мы были знакомы уже не первый год. Как будто уже не раз и не два, а десятки, сотни раз он вот так приглашал меня к обеду.
Я нахмурилась и тряхнула головой, стараясь прогнать это наваждение. О чём я только думаю?! Незнакомый мне мужчина, кредитор моего отца, а судя по увиденному мной – ещё и очень обеспеченный. Я оказалась в полном его распоряжении. Он сделает со мной всё, что ему захочется. А уж чего может хотеться ему, пресыщенному жизнью, я вовсе не могла себе представить – и терялась в догадках, которые не стала бы озвучивать даже самой себе.