– Ты что ж, в Америку свою забрать его хочешь? – уточнил отец.
– Ни за что! Это будет одно из моих условий. Руководить будешь отсюда, из России. Там теперь, как в Европе – Содом и Гоморра! Нечего ему там делать!
– Ну ладно, хоть так! – вставила, вдруг, бабушка свою лепту.
Все посмотрели на нее, а та улыбнулась им своей однозубой улыбкой и добро так подмигнула. Все тут же рассмеялись, на душах стало легче и тише.
– Езжай, Давидушка, – махнула бабушка, вдохновленная общим к себе вниманием, – Глядишь, хоть из тебя человек получится!
Электричка ехала в Москву, Давид смотрел в окно, пассажиры читали книги и газеты, а лоточники обыденно-скучно торговали батарейками и чудо-фонариками. Герой наш уже бывал в столице, его родное село Хлебное было от нее неподалеку, в каком-то часе езды на автомобиле. Мегаполис ему одновременно и нравился и нет. Жители вечно куда-то торопились, летели, и не жили вовсе, а будто торопились прожить каждый день, будто следующий им что-то принесет особенное, и, летя к нему, – теряли время настоящее, теряли свою жизнь…
Юноше по сердцу были его овечки, его родные луга и просторы, на которых время от тебя не улетало, оно было всё твоё. Но больше всего Давид переживал потерю друга – ему нельзя было брать с собой Айфона, верного пастушьего пса. Прощаясь, он так грустно, так жалобно смотрел прямо в глаза, казалось бы, все понимая, великодушно отпуская, но, вместе с тем, – и безудержно скорбя о потере. В глубине души юноша знал, что больше никогда не заведет собаку. Потому что это место в его сердце занято навсегда и ничем другим его не заполнить.
Давид достал из рюкзака синенький Новый Завет с Псалтирем и начал читать девяностый псалом:
«Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!» Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение – истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым. Ибо ты сказал: «Господь – упование мое»; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим…»