После смерти мужа я словно окаменела. Замкнулась. Почти ни с кем не общалась. Мне хотелось только работать. Было грустно, одиноко, тягостно. Это был тяжелейший период и для моей страны: голод, холод, блокада. Так моя личная трагедия вошла в резонанс с трагедией всего моего народа. Несмотря на известность, достаток, широкий круг друзей и знакомых, я не могла оставаться там, где встретилась с мужем, была счастлива с ним и где я его потеряла. Мне было все равно, куда уезжать. Шли переговоры о Франции, но обстоятельства быстрее сложились в пользу Москвы. Я приняла приглашение Левона Оганесовича Бадаляна и переехала в Москву. Что нас не убивает, делает нас сильнее. Это звучит как афоризм, пока не касается лично тебя. Тогда становится твоей правдой.
Восемнадцать лет в Москве. Это годы дальнейшего обучения, углубления и систематизации знаний, работы над собой, над своими комплексами, проблемами, страхами. Я заметила, что мне важно все время узнавать что-то новое, расти, совершенствоваться в знаниях и возможностях. Что постепенно во мне тает лед. Какой? Тот, что сковывал изнутри все эти годы.
Несколько лет назад я осознала, что снова пришло время что-то менять. Хотелось перемен и деятельности, которая бы приносила удовлетворение и радость. Врач – профессия группы риска, уж очень тяжело это: все время общаться с больными людьми, из которых многие и не желают выздоравливать, считая, что, будучи больными, они заслуживают снисхождения.
Я заметила, что воодушевление нейтрализует усталость, но только до поры до времени – исподволь она все же накапливается. Это, как давно возведенный мост, кажется целым, но рухнуть может в любую минуту. Усталость чревата равнодушием. Как только врач осознает, что это с ним происходит, ему нужно уходить из профессии или менять свое отношение к работе. Это важно понять вовремя, потому что начинаются процессы, на первый взгляд почти не заметные, но сильно осложняющие жизнь и тебе, и другим. Приходя с работы, я съедала, как яблоко, головку-другую репчатого лука, чувствуя в этом потребность. Я не знала, что таким образом нейтрализую яд усталости. Моральной усталости. Я и сейчас за собой это замечаю – как только потянусь за луком, спрашиваю себя: что тебя угнетает?
Пациенты, которые, казалось, специально себя программировали на болезни, вызывали у меня внутреннее негодование. Я уже смутно понимала, что есть и другой способ преодоления внутреннего конфликта, кроме болезни. Ведь было очевидно, что ее можно было избежать, если бы только вовремя взять на себя ответственность за себя самого, за свои привычки и приоритеты. Как их убедить в этом? Как их сподвигнуть на это?.. От боли за людей и от собственного бессилия меня охватывала усталость на клеточном уровне. Мне хотелось другого общения с людьми. И я ушла из клиники, в которой проработала много лет.