…а бабка сказывала, будто бы азарское племя не Божиней сотворено было, но от демонов, Огненной речкой рожденных, пошло. Оттого, сколь бы ни минуло времени, да жив тот огонь в крови, жжет человека, мучит душу…
- Доброго дня, Арей… - сказала я тихо и за руку тронула.
Он аж вздрогнул. Повернулся ко мне.
Усмехнулся кривовато.
- И тебе, Зослава, доброго…
- Не будешь ли ты столь ласкав, помочь мне? А то я вовсе потерялася…
Отпускало его.
И огонь, который я чуяла, уходил, прятался.
- Идем… вот смотри, все просто… берешь поднос, идешь к раздаче. Там ставишь, чего и сколько хочешь…
Сам он ставил тарелку за тарелкой.
- Не стесняйся. Тут готовят на всех, да только столуется едва ли не треть. Прочие предпочитают или на дому, или из рестораций обеды заказывать.
- А ты?
- А я не прочие.
Усмехнулся уже широко, клыки показав. От теперь-то я и поверила, что он азарин на половину, хотя прежде азар вживую не видела.
- Извини… напугал?
- Да нет. У меня и поболей будут… - я сама оскалилась. И пусть бы дедовой крови не достанет, чтоб полный оборот совершить, да только мне оно и без надобности. Мне и среди людей неплохо живется. От улыбки моей Арей не отшатнулся… а незнаемые со мною парни шарахалися, когда я, шуткуючи, клыки показывала…
- Ты…
- Из берендеев, - подсказала. – Дед был…
- Никогда живого берендея не видел.
- А я азарина.
Не обиделся, хмыкнул только:
- Я наполовину азарин.
- А я берендей и вовсе на четвертушку …
- Садись, четвертушка, - велел он, указавши на столик. – И завтракай…
- А ты…
Замялся, но сказал все ж:
- Пойду я… не надобно тебе со мною разговаривать.
- Отчего же?
Я нахмурилась: непривычная она в одиночестве трапезничать, этак и кусок в горло не пойдет.
- Или я нехороша?
- Скорее уж я нехорош, - Арей огляделся и все ж присел.
- Из-за того, что азарин… наполовину?
Оно и верно, азар никогда-то не любили, а опосля той войны, когда, как сказывали, полегло их, что колос под серпом острым, да только и наших не меньше, и вовсе возненавидели люто.
Слыхала я, как калики перехожие сказывали о той бойке, что длилася три дня, три ночи, да еще полдня. И про то, что от воронья, на мертвяков слетевшегося, небо стало черным-черно, а волчий вой разносился по-над полем, и кто слышал его, тот глох. Про стрелы, которые в землю воткнутые, прорастали, до того земля эта кровью напоенная была, про копья, что становились кустами аль деревами, про то, как девка одна ходила от мертвяка к мертвяку, все кликала суженого, спрашивала у каждого, не видал ли. И капельку крови на требу клала, пока крови этой вовсе не осталось, но и тогда искать она не прекратила.