– Тогда… Зачем это?
– Видишь ли, для большинства твоих
однокашников вопрос профориентации практически решён. И у них есть
ещё полтора-два года до совершеннолетия. А у тебя осталось едва ли
три месяца.
– Да почему?! Вы путаете что-то, мне
же всего шестнадцать!
Лица комиссии сделались
сочувствующими.
– По личным ощущениям – возможно. Но
не по документам.
Вообще ничего не понятно!
– Видишь ли, – второй мужчина,
крупный, больше почему-то похожий на хирурга, чем на управленца,
достал из портфеля папку, – Ты родился очень слабым. Врачи боролись
за твою жизнь больше года. Шестнадцать месяцев ты провёл в
реанимации, перенёс несколько тяжелейших операций.
– Мама не говорила мне...
Мужчина вздохнул:
– Мама не имела права. Твои родители
до последнего надеялись, что ты сможешь ходить, дышать без
аппарата. Твои биологические родители, – он протянул ему
пухлую папку, – Тебе было полтора, когда они согласились на
передачу родительских прав.
В висках гулко застучала кровь.
Петька ошалело оглянулся на мать с
отцом… Мама снова плакала. Отец угрюмо молчал.
Папку в руки брать категорически не
хотелось.
– Что это?
– Твоя история болезни. Твоя личная
копия.
Он вскочил, едва не уронив
кресло:
– Это неправда! – взгляд бешено
метался по хмурым лицам.
Это же неправда! Не может быть
правдой! Мелькнула спасительная мысль...
– Это что, проверка такая?
Специальный тест на стрессоустойчивость? Иннокентий Романович?
– Если бы... – угрюмо проворчал
директор.
Петька резко развернулся на пятках.
Ну их нафиг, с этой их «Надеждой»! Психи придурочные!
Он рванул на себя дверь в коридор...
за которой обнаружилось серое гладкое на вид ничто. На
ощупь оно, вопреки ожиданиям, оказалось не твёрдое, а... никакое.
Руки отказывались передать какие-либо сигналы. Ощущения поверхности
не было вовсе, так же как и температуры.
– Кабинет на время заседания комиссии
изолирован, – хмуро пояснил Романыч, – Сядь уже, Петя. Давай будем
говорить как взрослые.
Петька ещё с минуту простоял, тупо
таращась в пустоту. Подошёл отец, приобнял его за плечи.
– Будь мужественным, сын. Мы
понимаем, для тебя это – удар.
– Если тебе будет легче, – добавил
«хирург», – мы все здесь такие.
Они что-то ещё говорили, Петька плохо
слышал. Он позволил вернуть себя к столу и усадить на прежнее
место, невидяще уставился в столешницу. Потом взгляд упал на
собственные руки. Пальцы сжимались и разжимались. На правой руке
костяшки были сбиты – ободрался позавчера на тренировке, не всё ещё
зажило. И это – ненастоящее тоже?! Он вскинул взгляд и встретился
глазами с «хирургом». Тот смотрел спокойно и серьёзно.