– Ну и я говорю! Еле ноги унесли, –
Дрозд вполне искренне передёрнулся.
Евгения Васильевна откинулась в
кресле и задумчиво побарабанила по подлокотнику:
– Глаз с вас спускать нельзя! Ни на
минуту, честное слово. Ваня, ты слышал такое выражение: один раз –
случайность, два – совпадение, три – уже статистика?
Дрозд подумал. Хмыкнул.
– Что у него с характеристиками?
– Подросли, конечно. Ты как хочешь,
двадцать восемь рестартов! Это он, считай, как будто месяц там
прожил.
– А стрессоустойчивость?
– Тридцать третий уже. С
половиной.
Он прикинул. Да. Двадцать восемь
десантов, да каждый раз разнообразно умирать...
ВНЕЗАПНЫЕ ВЫХОДНЫЕ
А Петька ехал домой, потому что
директриса учебки сказала, что после такого стресса выходные надо
подвинуть.
Собираясь к родителям, он вспомнил,
что видел в буфете отличную витрину со всякой кондитеркой, зашёл,
купил торт и целый пакет всяких пирожков – родители же ждут его
только завтра к вечеру, мама будет всплёскивать руками и
переживать, что праздничный стол не готов.
Сама поездка получилась совсем
недолгой, пока лифтовая кабина нужной локации закрыла двери, и
открыла их уже в знакомом здании администрации. Там же, в тамбуре
администрации, пришёл сигнал принудительного привата. Это было
обязательным условием – в детской локации никто не должен его
видеть кроме родителей. Отключится опция только дома, а в момент
обратного выхода включится снова.
Так он и шёл невидимым, вдоль
знакомой дороги, мимо коттеджных участков, обсаженных живыми
изгородями. Смотрел на играющих во дворах ребятишек.
Прав был Дрозд: каждый ребёнок имеет
право на настоящее, живое детство. Бегать, скакать, пусть даже
набивать синяки и шишки. Это – наше настоящее. То, что мы
чувствуем. То, чем живём.
Что бы там не говорили идиоты из лиги
защиты естественности.
ОТДЫХАТЬ НАДО ВСЕМ
Всё та же пятница, вечер,
директорский кабинет.
Женя Васильевна продолжала
хмуриться:
– Слушай, она ему не подыгрывает?
– Кто? – Дрозд был явно озадачен
вопросом.
– Система.
– Женька, ну что ты опять
начинаешь?
– Ну что?! Паранойя, да. И теория
заговоров. Ты сам посмотри! Пусть даже двадцать восемь спусков. На
три уровня с лишним!
Дрозд озадаченно почесал в затылке...
и просиял:
– А я тебе отвечу! Он болевой ниже
двадцатки не хочет спускать.
– Почему?
– Не знаю. Я рогом упираться не стал,
для космофлота двадцать – как бы и ничего. Никто же не знал, что мы
столько раз там сдохнем.