– Вы точно не хотите подождать, пока…
– Я хочу одного: чтобы через сорок восемь часов она была в рабочем состоянии, – отвечаю я голосом другой девушки. – Не вздумайте снова сбривать ей волосы: в прошлый раз она выглядела отвратительно. И чтобы без новых шрамов – у нее их и так достаточно.
«Проснись… пожалуйста, проснись…»
Когда Коста прижимает черный квадратный конец серебристого инструмента к моей голове, мне хочется отвернуться. Но мои мысли и действия во сне, а порой и наяву, никак не связаны друг с другом. Коста жмет на кнопку, и тело в гробу оживает. Оно кричит и извивается, отбиваясь от десятков механических рук, которых я раньше не замечала.
«Да проснись же!»
Наконец мне удается разорвать путы кошмара.
И боль искалеченной девушки, бьющейся в похожей на гроб машине, становится моей болью.
– Терпеть не могу, когда такое случается.
Первые слова, которые я произношу, вернувшись к жизни. Звучат они беззаботно, но уходящее на них усилие едва не выбивает из меня весь воздух. Левую половину лица, от нижней челюсти до самой макушки, когтями раздирает пульсирующая боль. Я пытаюсь открыть глаза. Мне удается лишь слегка разлепить веки, и я вижу пятна яркого света и темные безликие фигуры. Из глубины живота начинает подниматься страх.
Где я?
– С возвращением, – говорит Итан.
По голосу слышно, что он слегка улыбается. Совсем как три года тому назад, когда мы впервые встретились – сразу же после того, как людоед оттяпал у меня кусок правого уха.
– Я искал тебя целую вечность, – сказал тогда Итан, прежде чем помочь мне встать на ноги. Потом дотронулся до моего изувеченного уха и добавил: – А с этим надо бы что-то сделать. Не хочу, чтобы ты истекла кровью в первый же день.
– Теперь мы вместе. Что еще нужно, чтобы остаться в живых?
– Только не вздумай умирать, – предупредил он.
Я ничего не знала об Итане. Я ничего не знала о себе самой и, как ни старалась, не могла вызвать в памяти ни единого воспоминания о жизни до Пустоши. Но когда я стояла рядом с Итаном, а он прижимал к моему уху оторванный кусок своей футболки, я испытывала облегчение. Наконец-то появился человек, которому не все равно, жива я или мертва. Я больше не одна.
По идее сейчас я должна испытывать еще большее облегчение. Потому что Итан жив. Потому что я с ним, а не в логове людоедов, в окружении гниющего мяса и полумертвых истощенных пленников. Однако голова у меня раскалывается, и боль медленно растекается по всему телу, словно яд.