Мастер тонкой комбинации, он за сухими, жесткими строчками докладной Иванова и показаниями самого Бутырина увидел не только незаурядную личность будущего разведчика, но и многообещающую перспективу – через него начать оперативную игру с гитлеровской спецслужбой. В голове Королева стала вырисовываться схема будущей операции. Ее успех всецело зависел от надежности Бутырина. Ответ на этот вопрос надо было искать не только в его настоящем, но и в прошлом. Этим занялись подчиненные Королева. В то же день по его указанию в десятки адресов разлетелись шифровки-молнии. Самого Бутырина доставили в особый отдел фронта.
Прошла неделя, и на стол Королеву легли материалы архивных дел на родителей Виктора. Они обвинялись в шпионаже. Основанием для оперативной разработки отца – Якова Бутырина послужили его контакты с немецким специалистом Кемпке. С марта 1938 года Кемпке проверялся ленинградским управлением НКВД по подозрению в шпионаже в пользу Германии. Обвинительную версию против Якова усиливало его пребывание в Берлине в 1916 году. Следователя из команды Ежова мало интересовало то, что член боевого крыла партии большевиков оказался там не по своей воле, а скрывался от царской полиции. Из этого он сделал прямо противоположный вывод: «в Берлине Яков Бутырин был завербован германской разведкой и в дальнейшем, ловко прикрываясь партийным прошлым, вел подрывную работу против советской власти».
Вещественных доказательств «шпионской деятельности» старшего Бутырина в материалах дела Королев не обнаружил. Сам Яков категорически отрицал всякую причастность к германской разведке. Следователь давил на него косвенными «уликами» – показаниями сослуживцев о «тайных встречах с Кемпке, проходивших в музеях Ленинграда». Но не только это не оставляло Якову шансов уйти от смертного приговора. Против него обернулись критические выступления на партийных собраниях. Следователем они трактовались не иначе, как «замаскированные попытки врага опорочить советский строй и породить неверие среди коммунистов в линию Сталина – Ленина на индустриализацию страны».
Королев закрыл последнюю страницу постановления о заведении дела на «агента немецкой разведки» Я. Бутырина. Дальше все было знакомо. Четвертушка листа с выцветшей от времени печатью – ордер на арест, протоколы обысков в служебном кабинете и на квартире, протоколы допросов самого Якова и свидетелей. Заканчивалось дело серым бумажным клочком с неразборчивой подписью коменданта тюрьмы. Приговор особого совещания в отношении «немецко-фашистского агента» Я. Бутырина он привел в исполнение в ту же ночь.