На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918 - страница 16

Шрифт
Интервал


Владимир-Волынск. Он счел момент критическим и, истолковав в пользу своего самочувствия данные ему начальством инструкции, начал взрывать железнодорожные сооружения, еще более усугубив тем тревогу в городе. Однако находившаяся в городе значительная часть квартировавшего здесь 67-го лейб-Бородинского полка[28], которая еще не ушла на присоединение к дивизии в район Холма, сохранила полное присутствие духа и спокойствие. Заняв окопы, подготовленные для такого, предвиденного заранее, случая, выдержанным пулеметным и ружейным огнем блестяще лейб-бородинцы отбивали атаки венгров, упрямо лезших в конном строю на город. Впрочем, и об этих деталях мы узнали потом. А тогда, не зная, что скрывается за неприятельской конницей и каковы намерения противника, мы встревожились до некоторой степени. Корпус еще не совсем собрался. Начальник штаба засуетился и занервничал. Обстановка требовала решения. Но оно как-то туго рождалось. Помогло полученное новое сообщение из Владимир-Волынска от командира лейб-бородинцев о том, что попытки противника овладеть городом пока окончились для него неудачно, но что весьма желательно прибытие в Владимир-Волынск артиллерии. Тогда немедленно было приказано начальнику 3-й дивизии выслать во Владимир-Волынск бригаду пехоты с дивизионом артиллерии. Бригада под командой помощника начальника дивизии, генерал-майора Осипова[29] по железной дороге отправилась во Владимир-Волынск. Прибыла она туда, когда потерпевший неудачу противник так же быстро исчез, как и появился. Нервность у нас в штабе миновала, наступило спокойствие.

4. Начало марш-маневра

4 августа мы получили приказ о наступлении в направлении на Владимир-Волынск. Первоначальной целью марша ставилось подравнивание корпусов армии и занятие ею исходного положения для предстоящего наступления.

К вечеру мы написали приказ по корпусу за № 1 о движении двумя колоннами, подивизионно: 3-я пехотная дивизия – по большаку на Владимир-Волынск, 35-я – восточнее железной дороги, по дороге на с. Муличов. С утра 5-го все двинулось вперед. Впервые увидел, что из себя представляет штаб корпуса на походе, на войне. Это весьма громоздкое учреждение: большой обоз, в котором ехали корпусное казначейство, контроль, корпусной суд, почтово-телеграфное отделение. Это последнее особенно резко врезалось мне в память картинностью своего путешествия за штабом. Его начальник, почтенный седовласый типичный русский старичок – с белой бородой, суетливый, с визгливым голосом, – всегда торжественно восседал наверху сильно нагруженной различной кладью настоящей русской телеги, запряженной тройкой лошадей; недоставало только бубенцов. Телега эта – единственная во всем корпусе – самым аккуратным образом следовала в голове обоза и норовила держаться вслед за командиром корпуса, вопреки тщетным усилиям начальника обоза поставить ее в колонну повозок на соответствующее место. Командир корпуса и весь штаб корпуса были верхом. Это была громадная группа всадников, сопровождаемая конвойной казачьей сотней. Как в обозе обращал на себя внимание начальник почтово-телеграфного отделения, так в группе всадников – прокурор корпусного суда, полковник военно-судебного корпуса офицеров (фамилию его я забыл). Из всего состава суда он неизменно ехал за командиром корпуса должным образом подконьяченный и с неизменной флягой с коньяком. Два автомобиля штаба следовали пустыми.