А утром мы проснулись знаменитыми. О нас говорил весь город. Во всяком случае, нам так казалось, потому что телефоны в редакции стали возмущенно грохотать еще до начала рабочего дня и не смолкали до ночи.
Город обсуждал Сашкину веревочно-шпагатную беседу и мой мебельный очерк. В сущности, Сашка написал, как тогда выражались, идеологически выверенное и политически грамотное интервью, но на самом последнем вопросе, а точнее на ответе на этот проклятый последний вопрос, он слегка погорячился. Видимо, водка, выпитая в честь вступления в трезвое общество, успела пробудить в Сашке фантазию раньше, чем он закончил свой бред. А закончил он его словами, которые до сих пор цитируют на веревочно-шпагатной фабрике. На вопрос корреспондента, то есть Сашки, о том, куда идет продукция предприятия, главный инженер ответил:
– Нашими веревками, почитай, вся Россия опутана от Калининграда до Камчатки.
Больше всего возмущался главный инженер. Он постоянно звонил в редакцию, требовал к телефону Сашку и задавал ему один и тот же вопрос:
– Знаешь куда тебе эти верёвки надо засунуть?
На мой очерк никто бы не обратил внимания, если бы не заголовок. Я придумал его для жгучего фельетона о мебельщиках, чья продукция разваливалась сразу после сборки. У меня уже вертелся в голове сатирический сюжет – соревнование за наихудшее качество мебели под хлёстким девизом. Этот девиз я вынес в заголовок, но вместо фельетона, разящего наповал бракоделов, написал очерк об их вдохновенном труде. Материал получился большой, почти на целую полосу, в центре которой крупными черными буквами был напечатан заголовок:
ЧЕЙ СТУЛ ЖИЖЕ?
День тянулся бесконечно долго. Телефоны разрывались. Мы метались от аппарата к аппарату, как птицы в клетке, и с тревогой ждали появление редактора. С утра его вызвали в горком партии прямо из дома. Заместитель редактора появился на работе со значительным опозданием. Он был слегка помятый, не совсем трезв, но полон решимости. Ему тоже звонили утром из горкома, однако дома не застали. (Как правило, во время своих неожиданных заболеваний заместитель бесследно исчезал). Когда он понял, что произошло, решимость в его облике потускнела. Он болезненно скрючился, что-то невнятно проговорил о подорванном на работе здоровье и вновь исчез.
Мы с Сашкой одиноко несли бремя неожиданно свалившейся на нас славы.