И карако, и косынка хранили тонкий запах, похожий на лаванду, но обогащенный какими-то загадочными оттенками и привкусами. Сара знала – так сохраняет аромат ткань, которую не брызгают нарочно из флакона, а она перенимает запах, сопровождающий хозяйку.
– Прекрасно! – воскликнула миледи по-английски, когда Сара вышла из-за ширм, и опять перешла на французский.
Легко встав со своей низкой причудливой кушетки, она подошла поправить Саре волосы. И тут стало ясно, что упрекать ее в развратном поведении рано: кружевное неглиже, кое-как запахнутое и издали словно накинутое на голое тело, было надето поверх странного белья, связанного из тонкой шелковой нити и облегавшего плечи и грудь миледи почти как ее собственная кожа. Нить была бледно-персикового цвета. Такую одежду Сара видела впервые.
По приказанию госпожи Мартина пошла за мистером Дюбуа. Он, войдя, произнес «О!» так, как это делают французы. А дальше началось непонятное. Оба, миледи и мистер Дюбуа, обратили внимание на стук, доносившийся издали. Мартина, повинуясь жесту хозяйки, поспешила к окну. Выглянула она не открыто, а прячась за белой занавеской.
И тут с улицы прозвучал зычный голос:
– Отворите, во имя закона!
Сара из любопытства тоже шагнула к окну. Внизу она увидела судебного пристава, который грозно молотил в дверь. Прохожие уже останавливались и задирали головы к окнам – всем было любопытно, к кому пожаловал пристав.
Миледи и мистер Дюбуа принялись спорить. Миледи кричала – так выкрикивают приказы. Мистер Дюбуа отвечал – так отвечают, когда нет сильных доводов и хочется хоть как-то прекратить ссору. Сара уловила трижды повторенное имя – «Мак-Кензен». Она знала одного Мак-Кензена по соседству, он торговал модной мебелью. Развратная кушетка несомненно прибыла из его лавки.
Миледи подбежала к Саре и крепко обняла ее – так, что не пошевелить руками. Мистер Дюбуа обхватил женщину под коленями и приподнял. Сара завопила, пытаясь вырваться, и упустила миг, когда еще могла ухватиться за подоконник.
Вниз головой она полетела из окна – прямо на каменную мостовую. Толпа отвечала ей пронзительным визгом. Этот визг – и ничего более…
Судебный пристав окаменел. Люди отшатнулись, оставив Сару наедине со смертью. А из дверей выбежал мистер Дюбуа, кинулся перед изувеченным телом на колени и принялся звать уходящую душу с неподдельным отчаянием: