Общее количество спецпереселенцев за вычетом умерших, бежавших и освобожденных из спецпоселков составило (на январь): в 1934 г. – 1 137 678 чел., в 1935 г. – 1 074 491 чел., в 1936 г. – 976 516 чел. и на 31 декабря 1936 г. – 1 017 133 чел.
7. Велика «заслуга» Ягоды и построенной им системы в тотальном разрушении морали, совести и остатков человечности в массе своих подчинённых: от следователей НКВД до рядовых надзирателей и конвойных в лагерях и тюрьмах, до уполномоченных и помощников на местах. В воспоминаниях Л. Гинзбург, В. Шаламова, А. Солженицына и многих других об этом рассказано из первых рук. Приведу только малоизвестные факты о зверствах самозванных следователей и о расстрельных командах ЧК – ОГПУ – НКВД (см. Приложение № 5).
Про Ягоду заканчиваю. Я не сумел рассказать коротко, ведь это попытка описать, хотя бы кратко, важнейший кусок эпохи, в которой жили мои родители.
Отец продолжает рассказ о Ежове:
«Так он готовил свои позиции в НКВД и преданных ему, Ежову, людей. Влияние за кадры НКВД было направлением главного удара против Ягоды, но были и другие линии. Это, в первую очередь, разговоры о либерализме по отношению к троцкистской и правой оппозиции, отсутствии политической заостренности в борьбе с ними и неудовлетворительной работе контрразведки. Характерны два факта: в 1934 году, проездом из Италии на родину, я остановился на два дня в Вене. В это время Ежов находился на лечении в клинике профессора Нордена. Жена Ежова, Евгения Соломоновна, жила в посольстве. В этот же день мы вместе с Ежовой и советником Посольства Петровским поехали к Ежову».
Евгения Соломоновна Фейгенберг, по первому мужу Хаютина, по второму – Гладун, была довольно известной журналисткой, главным редактором журнала «СССР на стройке». Была близка с И. Бабелем, Отто Шмидтом, М. Шолоховым и даже с Валерием Чкаловым.
Ежов, с которым она имела приёмного ребёнка Наталью, страшно ревновал её, бил посуду и мебель. В обвинительном заключении великого Бабеля сказано: – «женой врага народа Ежова Бабель был вовлечён в антисоветскую заговорщицкую деятельность…». Попав под подозрение, Евгения Соломоновна впала в глубокую депрессию. Была отравлена люминалом самим Ежовым (ещё успел) или кем-то по его приказу; есть версия о её самоубийстве.
«Больше полудня, сидя у постели Ежова, я разговаривал с ним. Он подробно расспрашивал о новостях и моей работе. В это время я уже был подчинен не ему, а А.А. Андрееву. Рассказывая, я ему вскользь сообщил, что у меня был конфликт с Ягодой и я отобрал у него 15 заграничных паспортов, по существу предназначенных не для работы, а для контрабанды или, как выражались работники НКВД, «для пополнения секретно-оперативного гардероба». Я также ему рассказал, что Ягода жаловался на меня, но что Секретари ЦК согласились со мной. Ежов живо этим заинтересовался и, с присущим ему цинизмом, начал меня поучать, что с Ягодой нужно вести непрестанную борьбу, каждый раз показывая Секретарям ЦК его неприглядность, вплоть до того времени, пока его не свалишь».