– А чего же не боишься меня, батюшка, тогда? Водку пьешь? Вдруг я тебя ночью по башке и туды, в степь?
– А чего мне бояться! Глупости какие! Пойдем, – отец Тимофей поднялся из-за стола и поманил рукой. – Пойдем, что покажу.
Мы вышли назад в холодные и темные сени.
– Осторожно, не задень что-нибудь, спугнешь! – прошептал священник.
Я собрался с силами и осторожно ступал вслед за хозяином. Возле двери на улицу тот отодвинул кусок фанеры, прибитый к стене, и показал пальцем:
– Вот, смотри!
Под фанеркой находился потайной глазок. Я прислонился и ничего не увидел.
– Смотри внимательнее, волков у дома видишь?
– Нет.
– Тогда в поле. Силуэты, тени какие-нибудь есть?
Признаться честно, на секунду мне действительно показалось, что в метрах ста в тёмном поле что-то мелькнуло, но в данный момент я соотносил это явление лишь с эмоциональным возбуждением прошедшего дня и выпитым за последний час, поэтому снова расстроил отца Тимофея:
– Ничего не вижу!
Хозяин недоверчиво прислонился к глазку.
– Смотри-ка, черти. Действительно нет! Тогда все понятно.
Мы вернулись в дом.
– Теперь я знаю, почему ты ничего не заметил, пока шел сюда. У волков сегодня необычное поведение.
– У волков?
– Да, хищники по ночам держат мой дом в осаде. Как только темнеет, приходят и сидят возле дверей всю ночь. Я и глазок для этого сделал и обрез потому держу, и удивился сегодня твоему появлению поэтому. Так что повезло тебе, Андрей! Иначе валялся бы сейчас в поле зверями разодранный! А ты говоришь: «по башке»…! Ничегошеньки ты не знаешь. Не ваш это метод, не ваш! Настоящий ведьмак сперва человека изнутри замучает, чтоб сердце от страха разрывалось, а потом, если захочет – убьет; а захочет – живым отпустит. А меня…, меня крест святой хранит. – Батюшка быстро троекратно перекрестился. – А от зверей – обрез. Хотя твари умные и наглые.
– Отец Тимофей, – спросил я с интересом, – а кто это в степи то завоет, то затявкает, то засмеётся? Неужели здесь действительно водятся оборотни?
Священник усмехнулся:
– Да шакал это! Местные его не боятся, только глупые бабы ребятишек им пугают, чтобы не озорничали.
– Неужели здесь и вправду все так ужасно? В автобусе запугивали, ты, святой отец, запугиваешь, а люди там как-то живут!
Священник встал из-за стола.
– Хочешь цитату из одной умной книжки? – и, не дожидаясь согласия, продолжил. – «Нет ничего страшнее на свете, чем степной погост. Ухоженные кладбища Западной Европы, с их до ненависти ровными тропинками и каменными крестами; утопающие в роскоши могилы московских богатеев; нет, они никогда не смогут быть источником вдохновения для настоящего первобытного ужаса. Этот ужас, приходит из самой глубины нашего создания; он воплощает страх нашего далекого предка перед всем неизведанным, что прячется за пределами охотничьей тропы. В Москве и Мюнхене, Париже и Берлине каждый помечен по имени, возрасту и богатству и никто не будет ждать, что из-под чистого мраморного обелиска с надписью: «Такой-то, тогда-то скончался»; явится нечто, пугающее живых. Только здесь, в степи уже через несколько лет ветер, трава и дождь стирают любую могилу. Ступая, ты никогда не догадываешься, идешь ли по траве или сдавливаешь грудь гордого предка? И не знаешь, не придет ли он к тебе ночью отомстить за поруганную честь мертвеца? Только в степи можно понять, как быстро после смерти мы возвращаемся в землю»