Побежала вверх по лестнице. Аудитория была двухэтажная, и наверху около последних рядов тоже была дверь, выходившая на этаж выше.
Ладно, без нее обойдется. Взял вещи с собой и пошел в буфет.
Буфет открывался в семь часов в расчете на ранних посетителей и был тут же на этаже, далеко ходить не надо.
Уже возвращаясь назад с бумажным стаканчиком в руках, Валентин буквально налетел на выскочившую из аудитории сокурсницу. Бледная, руки трясутся, хочет что-то сказать – зуб на зуб не попадает.
– Ты чего?
– Т-т-т-там Влад.
– Кравцов, что ли? Ну и что?
– Он мертвый.
– Сама ты мертвая, – Валентин отодвинул Акимову от двери и прошел вперед.
Не заметив никаких признаков «мертвого Влада» в зоне прямой видимости, он стал подниматься по ступенькам, последовательно осматривая ряды столов и лавок. Прошел до конца – никого.
– Эй, Акимова! Ты где? Что за шутки дурацкие?
Дошел до двери наверху, выглянул в коридор. Тоже никого. Вернулся в аудиторию, спустился вниз. Девушка все так же стояла в коридоре, прислонившись к стене, и мелко дрожала. Смотрела на него выпученными глазами. Непохоже было, что она пошутила.
– Нет там никого. Иди сама посмотри.
В конце коридора показалась группа студентов.
– Слушай, пойди сядь, успокойся и забудь об этом, – ему очень не хотелось ввязываться в историю. Ей привиделось черт те что, а ему – объясняйся потом. Сделают еще из него посмешище.
– Все! Акимова, слышишь меня? Все! Нет никого! Иди попей водички и успокойся. Или вообще пойди домой поспи, чтобы трупы не мерещились.
Лида, так звали Акимову, похоже, прислушалась к совету однокурсника и, не произнеся ни слова, отправилась прочь. Видимо, «поспать и успокоиться».
Валентин вернулся к своим занятиям, но воспоминание о досадном происшествии засело в голове и не давало сосредоточиться. Уж слишком сильно Акимову долбануло, аж тряслась вся.
Может, её разыграл кто-то? Первое апреля все-таки. А может, его, Валентина, хотели разыграть? Или напугать?
Он считал, что в группе его недолюбливали. Со снисходительностью, переходящей в насмешливость, относились к его готовности первым ответить на вопрос преподавателя, обязательности и аккуратности в выполнении всех заданий, к настойчивым попыткам пересдать экзамен, если не удавалось получить отличную оценку с первого захода.
Да, ему нравилось быть первым, быть отличником. И не только потому, что это давало право на повышенную стипендию. Это было в его характере. И ему наплевать, что кому-то это не нравится.