Бондарчук сердито кричал ему:
– Как ты колешь, татарская образина? Разве так колют? Я тебе научу, как колоть.
И учил. И научил…
Тихоня Шарафутдинов стал «преступником».
Приняли присягу.
Теперь по воскресеньям можно ходить в город.
Вчера ходил по увольнительной записке до вечерней поверки.
Военная форма ужасно связывает. Мундир – это своего рода вериги, надетые против желания.
На Невском нашему брату, нижнему чину, невозможно гулять.
По обеим сторонам улицы после двух часов идет масса офицеров и генералов. На каждом шагу приходится отдавать честь, становиться во фронт.
От постоянного козыряния через час деревенеет рука, от нервного напряжения на теле выступает пот.
Раздражение, нарастая, переходит в густую злобу. Гуляют тысячи кукольных фендриков, которых я не знаю и знать не хочу, но почему-то должен угодливо здороваться с каждым из них.
Когда я прикладываю руку к козырьку фуражки по всем правилам гвардейской выучки, многие фендрики совсем не замечают моего приветствия и не отвечают на него.
Но это только «дипломатия».
Я хорошо знаю, что стоит мне прозевать, нарушить установленный правилами промежуток времени отдавания чести, и первый встречный фендрик сейчас же «заметит» и сделает замечание, после которого я сам должен жаловаться на себя начальству:
«Вы меня великодушно пустили в город. Но я такой невоспитанный дуралей, что не заметил на Невском идущего мне навстречу офицера и не отдал ему честь. Этим я совершил тяжкое преступление против веры, царя и Отечества. Накажите меня, пожалуйста, построже во избежание рецидива…»
Офицеры чувствуют себя героями.
Это сказывается в каждом жесте, в каждом взгляде, брошенном вскользь на проходящую женщину, в каждом движении выхоленного тела.
И откуда столько взялось вылощенных бездельников и дармоедов в крестах?!
Сколько тупости, глупого самомнения, сатанинской гордости и бретерства в каждом лице, в каждой складке одежды?
Военные профессионалы царской армии – безнадежно падшие, разложившиеся люди.
* * *
Вчера по случаю праздника получил отпуск, ходил в город.
На обратном пути забрел на окраине в кино. Давался концерт-бал в пользу раненых.
Помещение грязное. Публика специфически окраинная. Многие заметно были под «парами». Осмотревшись, хотел сразу уйти, но что-то удержало…
Первый же номер программы начался скандалом.