Войска были ошеломлены – трудно определить другим словом первое впечатление, которое произвело опубликование манифестов. Ни радости, ни горя. Тихое, сосредоточенное молчание. Так встретили полки 14-ой и 15-й дивизий весть об отречении своего императора. И только местами в строю непроизвольно колыхались ружья, взятые на караул, и по щекам старых солдат катились слезы…
Спустя некоторое время, когда улеглось первое впечатление, я два раза собирал старших начальников обеих дивизий, с целью выяснить настроение войск, и беседовал с частями. Эти доклады, личные впечатления, донесения соседних корпусов, которые я читал потом в штабе армии, дают мне возможность оценить объективно это настроение. Главным образом, конечно, офицерской среды, ибо солдатская масса – слишком темная, чтобы разобраться в событиях, и слишком инертная, чтобы тотчас реагировать на них – тогда не вполне еще определилась.
Чтобы передать точно тогдашнее настроение, не преломленное сквозь призму времени, я приведу выдержки из своего письма к близким от 8 марта:
«Перевернулась страница истории. Первое впечатление ошеломляющее, благодаря своей полной неожиданности и грандиозности. Но в общем, войска отнеслись ко всем событиям совершенно спокойно. Высказываются осторожно, но в настроении массы можно уловить совершенно определенные течения:
1) Возврат к прежнему немыслим.
2) Страна получит государственное устройство, достойное великого народа: вероятно, конституционную ограниченную монархию.
3) Конец немецкому засилию, и победное продолжение войны».
Отречение государя сочли неизбежным следствием всей нашей внутренней политики последних лет. Но никакого озлобления лично против него и против царской семьи не было. Все было прощено и забыто. Наоборот, все интересовались их судьбой и опасались за нее.
Назначение Верховным главнокомандующим Николая Николаевича и его начальником штаба генерала Алексеева было встречено и в офицерской и в солдатской среде вполне благоприятно.
Интересовались, будет ли армия представлена в Учредительном Собрании.
К составу Временного правительства отнеслись довольно безучастно, к назначению военным министром штатского человека – отрицательно, и только участие его в работах по государственной обороне и близость к офицерским кругам сглаживали впечатление.