Зубавин угадывал состояние лазутчика. Судя по всему, он не станет запираться, но и не будет откровенным до конца. Он сделает важные признания, но скроет самые важные. Зубавин усмехнулся про себя: «Не ты первый, не ты последний прибегаешь к подобной уловке».
Он сложил бумаги, придавил их тяжелым прессом и, прямо, в упор взглянув на диверсанта, спросил:
– Фамилия?
– Тарута, – с готовностью ответил парашютист. – Иван Павлович Тарута. Родился в тысяча девятьсот…
– Тарута? – переспросил Зубавин. – Хорошо, предположим. Куда направлялся?
– В Киев.
– Когда вам сделали пластическую операцию? – спросил Зубавин, вплотную подойдя к парашютисту и рассматривая его искусственно вздернутый нос и следы оспы, разбросанные умелой рукой хирурга по щекам и подбородку.
Парашютист закрыл глаза, долго молчал. Зубавин не мешал ему. Он терпеливо ждал, готовый и к новым уловкам врага и к частичному признанию.
– Три года назад, – ответил парашютист.
– Зачем? Чтобы изменить лицо, которое в Яворе кое-кто хорошо знал? – Зубавин вернулся к столу и положил перед собой стопку чистой бумаги. – Фамилия?
– Карел Грончак.
– Кличка?
– «Медведь».
– Подготовлен, конечно?
– Окончил специальную школу.
– Какую? Как туда попали? Кому служите?
Грончак незамедлительно ответил на все вопросы. Он рассказал, когда и при каких обстоятельствах стал служить американской разведке. Родом он из окрестностей города Явора, сын владельца обширных виноградников и фруктовых садов, бежал с отцом в Венгрию при вступлении Советской Армии в Закарпатье. Через некоторое время, когда советские войска вошли в предместья Будапешта, Грончаку пришлось удирать вместе с хортистами и салашистами дальше, в Германию. Потом он оказался в американской оккупационной зоне. Здесь, в Мюнхене, он и завербовался. Его определили в школу, созданную в одном из бывших высокогорных санаториев. Жил Грончак в комнате, из которой через окно было видно только небо. Встречался лишь со своими преподавателями. Пищу ему приносила одна и та же неразговорчивая женщина. Дышать свежим воздухом его вывозили в закрытой машине за несколько километров от санатория. Прогулка обычно совмещалась с упражнением в стрельбе из пистолета, с лазанием по скалам и деревьям.
Зубавин испытывал чувство отвращения, слушая Грончака. Прямой и честный в отношениях с любым человеком, он без труда угадывал самую утонченную, самую замаскированную фальшь и ложь.