.
Бывший рязанский обер-полицмейстер поморщился и вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшую коробочку с лекарствами. Раскрыл ее, вытащил кроваво-красную пилюлю и, положив на язык, проглотил. Наркотики, конечно, не самое лучшее, что может позволить себе человек, но по крайней мере они притупляют боль.
Нужно было вернуться в купе. Не стоило без нужды утомлять поврежденную ногу.
Орест неловко повернулся и переложил трость в другую руку, чтобы открыть дверь. Но в этот момент произошло то, что заставило его позабыть обо всем. О намерениях, пейзажах, техническом прогрессе и даже – о Всемогущий! – о своей боли.
В коридоре стояла девушка. Оресту показалось, словно у него внезапно проявился симптом Лермитта: ощущение удара током, распространяющееся сверху вниз вдоль позвоночника.
Она была прекрасна.
Орест Альгердович Кухулин не смог определить, к какой национальности относится незнакомка. Турчанка? Курдистанка? Или же уроженка Гаскони? Было в ней что-то волнующе южное, а может, даже восточное… но не было характерной черты, которая помогла бы отнести ее к тому или иному народу.
В ней не было греческой идеальности черт. Крупноватый, слегка выступающий нос; чувственные губы; резкие очертания подбородка, высокие скулы. Ее кожа была темной, матово-золотистой – то ли от природы, то ли от густого загара. Пожалуй, модницы с Елисейских Полей могли бы счесть ее безобразной.
И в то же время она была похожа на сказку.
Глаза! Все дело было в глазах. Большие, миндалевидные, с характерным азиатским разрезом, темные и блестящие, словно гагаты, – они затягивали в омут, погружали в царство неги, волшебства и обмана.
Одета она была вполне обычно – по последней моде от галльских модельеров. Узкий жакет превосходно подчеркивал осиную талию; пенилась кремовая рубашка с пышной горловиной и рукавами; а юбка-колокольчик настолько плотно прилегала к крутым бедрам, что казалось, будто бы ее и не было вовсе. В своем одеянии, пошитом из парчи и атласа, она напоминала белую лилию, по волшебству распустившуюся посреди Иорданской пустыни.
Единственное, что отличало девушку от британских вертихвосток – это гишпанская мантилья: длинный кружевной шарф-вуаль, одетый поверх высокого гребня, вколотого в прическу. Она добавляла нотку бунтарства и эклектики в традиционный европейский наряд – и аромат загадочного Востока. Два непослушных локона, черных как смоль, выбивались из-под газовой ткани.