Яд для Л. хранился во флигеле у Преображенского. Но тот был убежден, что в его комнате недавно кто-то провел обыск. Пакетик с ядом не был найден, но это не означало, что его не найдут в следующий раз. Поэтому Дмитрий Ильич попросил меня достать и иметь при себе цианистый калий в смертельной дозе для Л.
Мои попытки отшутиться, отговориться невозможностью даже подобной мысли – ибо она означала убийство одного из самых знаменитых людей на нашей планете – наткнулись на холодную стену отрицания.
– Никто не просит вас сыпать лекарство, – Дмитрий Ильич так и сказал: «лекарство», – в рот моему брату. Об этом мы с ним сами позаботимся. Но вы должны достать лекарство и в нужный момент по моей просьбе доставить его сюда.
Не слушая более моих возражений, Дмитрий Ильич, такой милый и мягкий на вид человек, объяснил напоследок, что вряд ли возникнет нужда в моей помощи, но в таком серьезном деле братья Ульяновы не намерены были рисковать.
Слушая наш разговор, Л. пытался улыбнуться одной стороной лица, и пальцы его левой руки шевелились, стараясь наложиться один на другой, как бы репетируя сигнал о смерти.
* * *
В те дни М.И. не скрывал изумления перед жизнестойкостью Л., утверждая, что резервы его организма уже давно и полностью исчерпаны, но у меня уже сложилось свое, отличное от авербаховского, мнение. Я скорее склонялся к точке зрения Дмитрия Ильича, который, приехав ко мне в Москву и желая убедиться, что я раздобыл яд, сказал, что вообще не верит в то, что Владимир умрет. «Он придумает выход, – произнес Дмитрий Ильич, глядя в окно остановившимся взором. – Он всегда придумывал выход даже из более сложных ситуаций».
Я не был уверен, что в жизни Л. бывали более сложные ситуации.
В тот приезд Дмитрий Ильич опасался слежки и вел себя как конспиратор дореволюционных времен.
Развязка наступила 20 января, через несколько дней после приезда Дмитрия Ильича. В середине дня мне позвонил М.И. и сказал, что, по сообщению из Горок, у Л. – резкая боль в глазах. Сам Л. убежден, что это – сигнал пришедшей смерти. Он отказался подниматься с постели, отказался завтракать – он требует немедленного приезда М.И.
М.И. спросил, не составлю ли я ему компанию, благо у меня сложились добрые отношения с семейством Ульяновых. Разумеется, я согласился. Сомнения мои касались лишь пакета с ядом – должен ли я брать его с собой. В конце концов я положил пакетик в карман – проблема жизни и смерти Л. решается им и его семьей. Я же не более чем «почтовый ящик».