«Может, он, Наташка…»
Мне было лет семь или пять, не важно, но однажды я выбежала из дома, скатилась с крыльца и колобком погналась за пастухом.
– Эй! – завопила я, лавируя в пыли между коровами. – Эй-эй-эй!
Пастух, озорной дядька лет двадцати пяти с рыжими патлами и красным небритым лицом, смотрел на меня с верхотуры своего роста и туманно улыбался.
– Ты мою мамку знал? – драчливо подскочила я.
– А кто ж ее не знал? – потирая ухо, ответил пастух и вздохнул: – Красивая была девка.
– Почему – была? – тоном дочки следователя спросила я.
– Так уехала, – еще туманней вздохнул пастух, и еще раз вздохнул, и еще разок.
– А что ж ты ее бросил? – нахмурившись, наступала я.
– Я б не бросил, если б моя была, – не сразу ответил этот рыжий. – А ты что, драться собралась?
– Да кто ты такой? – подпрыгнула я.
– Пастух второго класса Животягин, – представился пастух и, приподняв меня с земли, поставил на пригорок, мимо которого, обходя его, шли черно-белые коровы с синими глазами и дышали настолько значительно, что я тоже попробовала так подышать, и мне понравилось.
Я окончила школу с огромным облегчением, и продолжать где-то учиться мне в голову даже не приходило: меня учить – только время тратить. «Ваша Наташа – девочка хорошая, но в голове у нее кавардак, да-а-а», – выслушивала бабуля все одиннадцать лет моих попыток запомнить что-нибудь полезное из школьной программы.
Видимо, все-таки доля правды в этих нравоучениях имелась. И 25 июня, когда я на лавочке в садике рассматривала свой полный трояков аттестат, меня вдруг осенила мысль – уехать.
В нашем городе из престижных работ были не заняты только две – мыть бутылки в пункте приема стеклотары и убирать городской вокзал, напевая про «трещинки».
На мое счастье, тем летом Сапожок посетила труппа бродячих лилипутов на паре старых немецких автобусов, и, придя в Дом культуры тонкосуконного комбината, я впервые увидела… до них можно было дотронуться, даже сфотографироваться с маленькими, нежными созданиями…
Старые детишки с прокуренными голосами. Половинки великанов. Лилипутики. Мудрые младенчики на кривых устойчивых ножках. Просто люди, похожие на грустных детей.
Бабушка была резко против, даже легла на порог, но через три дня сказала: «Езжай, Наташа, мыть бутылки или вокзал ты всегда успеешь!»
Меня взяли костюмершей, предупредив, что с зарплатой порой случаются всякие пертурбации, но в то лето нам повезло с администратором и жаловаться на жизнь не приходилось.