Она без конца входит и выходит, и на следующий день тоже. Потом остается в доме и занимается только тем, что разговаривает по телефону, наблюдая за дверями и окнами, пугаясь незнакомых теней, и в течение некоторого времени после этого вообще не выходит из дома, разве что рано утром – проверить, нет ли следов на земле.
На пределе: маленький человек
Лежа в постели и пытаясь уснуть, в то время как слабый свет проникал с улицы сквозь занавески, она строила планы, вспоминала и лишь иногда прислушивалась к звукам и обращала внимание на свет и тьму. Открывая и закрывая глаза, она думала: вот веки поднимаются, открывается некий вид во всей его глубине, со светом и тенью, который до того оставался невидимым и ничего не значил для нее, поскольку она его не видела, потом веки опускаются снова, и вся эта сцена опять становится невидимой. Веки могут в любой момент подняться и открыть сцену и в любой момент опуститься и спрятать ее, хотя часто, лежа без сна с закрытыми глазами, она испытывала такую тревогу, а ее мысли мчались вперед так бешено, что казалось, будто глаза у нее широко открыты за опущенными веками, испуганные, остекленевшие, во что-то вперившиеся – пусть всего лишь в темноту под опущенными веками.
Пришел ее сын и положил ей на бедро три большие серые ракушки, и посетитель, сидевший рядом с ней на жестком стуле, протянул руку, взял среднюю ракушку – овальную каури с белыми губами – и стал рассматривать.
В момент, когда достигается предел, когда впереди не остается ничего, кроме тьмы, появляется и приходит на помощь нечто нереальное. Иначе все это похоже на сумасшествие: безумный человек, которого ничто не может вывести из его тревожного состояния, начинает полагаться на нечто, чего не существует в действительности, поскольку оно помогает ему и он нуждается в нем, ведь ничто реальное по-прежнему не помогает.
Ее сын на террасе бросает и бросает кирпич на пластмассовое ружье, разбивая его на острые осколки. За закрытой дверью работает телевизор. Какая-то женщина, обернутая полотенцем, с мокрыми волосами выходит на террасу и говорит мальчику неожиданно громко: «Перестань, это нехорошо». Сын замирает с кирпичом в руке, на его лице – страх. Женщина говорит: я начинала медитировать и подумала, что дом рушится. Кусочки красной пластмассы сверкают на крашеной глине вокруг его ног.