Первыми, кто посетил меня после заключения под стражу, были люди из ФСБ. Они внимательно выслушали мой рассказ, заверили, что все уладят, напомнили о мерах, которые мне угрожают в случае оглашения секретных сведений, и бесследно растворились во времени и пространстве. Началось следствие, потом суд, а люди из ФСБ не желали материализоваться. Во время процесса я каждый день ждал, что в кабинете прокурора раздастся телефонный звонок и из трубки донесется проникновенный, трогающий душу голос: «Вот этого не трогайте, ребята. И вообще, немедленно освободите его. Это наш тайный герой, о чьем подвиге станет известно только через десятилетия. Так что закройте дело и забудьте, что оно когда-либо было…» Так вот, ничего подобного. Впаяли пять лет колонии – и все дела. И напрасно весь следующий год я ждал, что кто-нибудь из ФСБ или Министерства обороны вспомнит обо мне и приедет объяснить причину столь странной амнезии по отношению к герою. Никто не приехал. Я как одноразовый презерватив – выполнил свою функцию и отправился в мусорное ведро.
За полтора года, проведенных в робе зэка, мне довелось о многом подумать. Ничто так не способствует мыслительному процессу, как таежный воздух, физический труд и изоляция от нашего беспокойного общества. Размышления привели меня к простому выводу: больше никогда, никогда не геройствовать, не помогать другим и не взваливать на себя ответственность. Лучше отсидеться в сторонке, пока другие рвут на себе тельняшку и бросаются под пулеметный огонь – и нервы бережешь, и организм целее. Прежде всего заботиться нужно о себе, потому что никто другой за тебя это не сделает. Эгоистично? Что поделать, жизнь учит, а я всегда был прилежным учеником. Поэтому, даже если на улице годовалый малыш уронит на асфальт любимую бутылочку с молоком, я безразлично пройду мимо.
Мой адвокат, недавно закончившая юридический, сказала, что если я буду вести себя примерно, то досрочное освобождение – вполне реальная перспектива. Эти слова грели душу. Видит бог, что больше всего на свете я мечтал вернуться к семье, к Юльке и Настеньке, которые ждали меня с нетерпением. Я видел перед собой эту цель и образцово-показательно двигался в ее направлении, избегая соблазнов нарушить режим, этих непременных спутников лагерной жизни. И все шло как по маслу до тех пор, пока в комнате для посещений не возник незнакомый капитан в арктической куртке, у которого на лбу были написаны мои новые неприятности.