Виднеется истрепанный колпак,
В другом углу – заплатанная тога…
Ничтожный шут, играющий давно ль
На пиршествах бессмысленную роль,
Теперь уснул в величьи полубога!
Еще не смело тление могил
Его чела холодного коснуться,-
Уже не раз, бояся улыбнуться,
Король к одру любимца подходил,
И на него смотрел прилежным оком,
И отходил в молчании глубоком…
И думал он: в какой облечь наряд
Тебя, мой друг? Ты кончил жизнь земную…
В твоих чертах читаю жизнь иную,
Ты мудростью и святостью объят…
Тебе чужда земная суета,
Как ветхий плащ, ты бросил мир наш тленный!..
И повелел усопшего шута
Король одеть в наряд свой драгоценный…
Май 1888
Я знаю мир души твоей,
Земному миру он не сроден:
Земной мир соткан из цепей,
А твой, как молодость, свободен.
Не золотой телец твой бог,
Не осквернен твой храм наживой.
Ты перед торжищем тревог
Стоишь, как жрец благочестивый.
Ты как пророк явился нам,
Тебе чужды пороки наши,
И сладкой лести фимиам,
И злом отравленные чаши.
Ты хочешь небо низвести
На нашу сумрачную землю…
Остановясь на полпути,
Тебе доверчиво я внемлю.
Слежу за гением твоим,
Горжусь его полетом смелым,
Но в изумленьи оробелом
Не смею следовать за ним!
11 июня 1888
Верста, еще верста! Назад я бросил взор,
Селенье скрылося за желтый косогор,
Лишь церкви дальней крест сверкает в высоте,
Да космы чучела желтеют на шесте,
Как привидение, и дымных тучек стая
Несется медленно, свой очерк изменяя…
Я дальше ухожу… Верста, еще верста!
Как знойный океан, сверкает высота.
Я бросил взор назад – уж нет вдали селенья,
Лазурью сонное сверкает отдаленье,
И небо знойное, лобзаяся с землей,
Как тайну прячет даль… Так годы чередой,
Как версты пестрые, проходят перед нами,
И смотрим мы назад пугливыми очами;
Но память бледная, как синий небосклон,
Скрывает прошлого невозмутимый сон…
И только дни любви, как крест далекий храма,
На небе бытия спокойно и упрямо
Сверкают дольше всех внимательным очам,
И смотрим мы вперед, и небо видим там.
25 июня 1888
Как хорошо, при лампе одинокой,
В тиши ночей обдумывать свой труд!
Душа кипит, и образы – плывут,
Как Млечный Путь, толпою звездоокой.
Младенческий и сладостный восторг
Стесняет грудь. Слеза дрожит во взоре.
Счастливая! Бoг грез ее исторг
Из родников растаявшего горя.
Еще к земле прикован чуткий слух,
Но к небесам уже подъяты крылья.
Еще порыв, еще одно усилье,