Правда, все не так просто. Эти самые «пофигисты с указками»
почему-то вдруг резко проснулись, обратив внимание на меня. Всего
за один день умудрился схватить два письменных замечания и одно
специальное предупреждение. Кто бы мог подумать, что здесь такое
бывает?!
Интересная тема! Значит, щемить слабаков по сортирам — это не
нарушение правил, а невыученная домашка или отсутствие конспекта —
капец, катастрофа вселенского масштаба.
Возможно, это лишь совпадение. Подростковый мозг мог специально
нарисовать «образ жестокого угнетения». Только логику бывалого
вояки тут не обманешь.
Под меня конкретно копали. Не сложно сказать, кто и зачем...
После всего, что случилось, Эмма вдруг поняла, что я не обычный
задрот, который резко взбесился. Училка ощущала мою тайную суть.
Директриса боялась, пытаясь меня уничтожить. Страх сильнее ярости
или жажды мести. Значит, Эмма могла пойти на крайние меры.
Хотя... выговоры и замечания — это явно не то. Или я чего-то не
понимаю?
После первого учебного дня на меня бросилась мамка, во всех
красках рассказывая, как звонили со школы, жалуясь на мое
поведение.
Меня это малость насторожило. Но все самое страшное случилось
дня через три, когда количество выговоров, замечаний,
предупреждений стало таким большим, как число прыщей на лице у
подростка.
Тогда меня сняли с урока охранники. Они повели куда-то по
длинным коридорам. Нет, не в кабинет директрисы, отделанный в
лучшем виде. На сей раз, меня толкнули в простую тесную комнату,
где сидел жирный краснощёкий мужик с идиотским портфелем и
маленькими усами.
Это был чертов психолог. Точнее, особый психолог. Он работал с
трудными подростками. Я видел его пару раз в своей жизни, и этот
тип меня жутко бесил.
На последней беседе я был мягче, чем сиськи толстухи. Удалось
убедить щекастого, что все норм. А теперь он снова вернулся. Не
сложно угадать почему.
— Проходи в кабинет, Марк Лесовский. Садись вот сюда, — туповато
пропел жирный дятел. — Ох, монеты-кабинеты, вечно мне предоставляют
самые непотребные помещения.
Мужик с горечью ковырнул лак на столе, который всюду
отапливался.
— Ага, — сказал я, и сел на скрипучий стул, предвкушая
недоброе.
— Что ж, Марк, как твое самочувствие? Душевное, я имею ввиду, —
раздался первый вопрос.
— Самочувствие, как у солдата в казарме. Выполняю приказы, хочу
домой, — ответил как можно безобиднее, что вызвало улыбку
психолога.