они организовали спасательную операцию,
увенчавшуюся успехом. Но цена победы оказалась
несоизмерима высока: пятьдесят Русов и мой военачальник Лар
поплатились жизнью за мою недальновидность. Оправившись от
понесенных потерь, мы совершили полное обследование берегов
Средиземного моря, чтобы убедиться в отсутствии врагов. И тут нас
ждало полное разочарование: нашелся враг, коварнее и подлее
которого придумать невозможно.
На греческом берегу, в бухте, где
расположатся Салоники моего старого мира, нас обстреляли из орудия,
а на дне моря затонула субмарина. Субмарина со свастикой на бортах,
этим зловещим символом нацизма. Чтобы сразиться с таким сильным
врагом наших сил было недостаточно. Мы ушли в открытое
море, дав себе слово вернуться через год и уничтожить в зародыше
нацистскую тварь.
А потом... Потом прилетел звездолет
«Последний шанс» с тремя девушками на борту, и я узнал многое. За
двадцать два года моей жизни в каменном веке мой старый мир ушел в
развитии на сотни лет. Земля была истощена, и люди
искали новые планеты для расселения человечества. Мир поделился на
Унии — союзы, основанные на общности интересов и национальной
принадлежности. Мне предстояло встретиться с Галактическим Советом
и подтвердить наличие цивилизации Русов, чтобы экспансия на мою
планету не стала неотвратимой.
Ната снова заворочалась во сне,
что-то невнятно пробубнив. Восток уже заалел, еще полчаса и можно
вставать.
Но экипаж Наты вел двойную игру: по
выходе из портала, именуемом «рубинадой», нас ждал крейсер
франко-германской Унии. Дальнейшее, в случае нашего захвата, пошло
бы по их сценарию. Я и Ната, тоже относящаяся к Унии Славянского
Союза, просто исчезли бы, а Галактическому Совету доложили бы, что
на планете нет цивилизации. И франко-германская Уния получила бы
планету в свое распоряжение, как еще раньше такую планету получила
Англосаксонская Уния.
Конечно, мне не хотелось присутствия
на своей планете даже родственного Славянского Союза: но выбор
предложили не особо богатый: признав себя гражданином Славянского
Союза, я получал десять процентов всей территории планеты,
которые могли изолировать от остальной ее части. Я
даже определил для себя эти десять процентов — вся Европа,
Средиземное и Черное моря, Кавказ и часть Ближнего Востока, как раз
укладывались в те самые десять процентов.