Логика Ольгина от меня порой совершенно ускользала. Например, сейчас: вот из чего можно было сделать вывод, что этот противный мальчишка влюбился? Он ведь рисует не сердечки и даже не цветочки, а… пиратский корабль!
Серьёзно. На внутренней стороне обложки моей тетради красовался корабль, нарисованный чёрной ручкой. Он именно красовался, иначе и сказать нельзя: у него были чёрные надутые паруса, и на мачтах развевался по ветру весёлый Роджер.
Но не на красоту картинки смотрела я, а с грустью осознавала, что просто так от неё не избавиться. Хитрый злокаверзный Карпов нарисовал корабль специально там, где его не вырвать.
– Ты! – возмутилась я. – Ты! – Да, не очень красноречиво получалось, но я вновь надеялась на мой выразительный убийственный взгляд, который должен был сразить Женьку наповал. Но не сразил.
Парень поднял на меня взгляд светлых, необычайно глупых, как я считала, серых глаз и, улыбнувшись, протянул руку, сказав просто и без обиняков:
– Ворона, дай, дорисую.
У меня перехватило дыхание от такой наглости, но я не успела вовремя убрать тетрадь, и цепкие пальцы Женьки выхватили у меня её.
– Ага! – начала было Оля, но Карпов спокойно прокомментировал:
– Не влюбился я, не ори, Северова! Это пиратский корабль, он захватил Ничкину тетрадку…
– Бред какой! – возмутилась Оля. – Тебе что, пять лет?
Он пожал плечами, а потом уверенно заявил:
– В следующий раз ворону нарисую. Для Вороны!
Я насупилась. Вот как можно было превратить мою прекрасную, ласкающую слух фамилию Жаворонкова в кличку Ворона? Это только больной мозг Карпова мог такое выдать.
– Эй, Гудвин! – окликнула я Ваньку. – И другу своему мозги новые раздобудь, а то он совсем плох!
Ванька обернулся и показал мне язык.
– Сердце новое этим вот, – Карпов указал на нас с Олей, – подари. Хотя бы одно на двоих, а то у них нет чувства прекрасного! – и он хотел было продолжить изображать корабль, у которого сам корпус оставался не закрашенным, но я отобрала у него свою тетрадь и треснула ею его по голове:
– Это за то, что Селёдка снова мне замечание сделает за тетрадь! – и замахнулась повторно, приговаривая: – А это – за Ворону!
И ударила второй раз.
– Вероника Жаворонкова!!! – раздался громкий и строгий голос Селёдки, и в класс вошла худощавая женщина с красивой копной светлых вьющихся волос, поднятых на самую макушку.