АРТЕМ: Показалось?
Тишина. Тени замирают.
АРТЕМ: Ха! Похоже, это просто мое собственное отражение, представляешь? Надо же, ка…
(Вздрагивает.) Нет! Вон он! Вон он! Я вижу… стой!
Не отрывая взгляда от окна, он шарит руками вокруг, пытаясь что-то найти, затем принимается лихорадочно озираться, бормоча сквозь зубы неразборчивые ругательства. В конце концов хватает куртку, сует ноги в сапоги, распахивает дверь и, едва не споткнувшись в сенях о большой спортивный рюкзак, выскакивает в ночь. Тьма облепляет его.
АРТЕМ: Стой, сука… стой…
Несколько секунд он неуверенно топчется на месте, словно пытаясь поймать некую важную, но постоянно ускользающую мысль, затем возвращается в сени, принимается рыться в рюкзаке. Спустя пару минут находит электрический фонарик. Луч желтого света разрезает двор пополам, упирается в калитку, возле которой до сих пор стоит колун. Артем решительно подбирает его и выходит на улицу.
Фонарь освещает пустую дорогу, черные остовы домов на противоположной стороне, прогнившие, провалившиеся клыки заборов, бездонные ямы окон. Падает редкий мокрый снег, и все вокруг слегка припорошено белым. Ровное, нигде не потревоженное покрывало.
АРТЕМ (шепчет): Не оставляешь следов, значит? Хитер.
Он замирает посреди улицы, складывает ладони рупором у рта, направив луч фонаря вверх, и кричит, обращаясь к уродливым курганам домов.
АРТЕМ: Кого ты пытаешься обмануть? Я же знаю, что в деревне никто не живет. Здесь никого нет! Тебя нет!
Крик его, надрывный, отчаянный, полный слез и хриплого страха, обрывается в густую влажную тишину, не оставив эха. Спустя несколько секунд темная худая фигура беззвучно появляется у калитки дома напротив. Мгновенно метнувшийся туда луч фонаря освещает только пустой, перекошенный проем в заборе. Подбежав, Артем обнаруживает, что, хотя за ним тоже не видно никаких следов, дверь в дом широко распахнута.
Осенью, только по прибытии, он тщательно обшаривал все строения в деревне в поисках полезных для хозяйства вещей – и в обязательном порядке заколачивал все двери. Своими собственными руками.
На крыльце Артем неуверенно озирается, затем собирается с духом и, выставив колун перед собой, входит внутрь. Ночь здесь крошится, рассыпается, обнажая куда более абсолютный, непроглядный мрак. Тишина и темнота вокруг совершенны, сродни полному забвению. Луч фонаря разрывает их, создает из ничего предметы: заплесневелые ведра, прогнивший стол, покосившийся комод, деревянный чурбак с вогнанным в него топором… но стоит лучу скользнуть дальше, как все это развоплощается, снова перестает существовать.