– Всякого рода древности, и за такую лампу дайте карлино[22] – отдадут с радостью.
– Ну, уж извините, чтоб эта была сделана, не поверю.
– Как хотите.
– Сейчас видно, что древность и что свежая вещь; этим проведут ребенка разве!
– Или антиквария.
– Я не антикварий.
– Так любитель антиков.
– Что ж из этого?
– Только то, что ручаюсь чем угодно за юность большей части добытых вами древностей.
– Вы проиграете.
– Не думаю.
– Да уж я вам говорю, проиграете.
– Все-таки не думаю.
– Ну, ну, какое пари?
– С моей стороны, две, а хотите, три дюжины точно таких ламп, как эта, и по экземпляру всех медалей, купленных вами здесь.
– Ведь только жаль вас, а то бы…
– Не жалейте, пожалуйста.
– Я честный человек, извольте видеть, и таких пари не держу…
– Напрасно.
– Напрасно? А где бы, например, взяли вы дубликаты медалей?
– Хотите знать?
– Хотел бы.
– Ничего нет легче, – отвечал я с уверенностью, которая заметно смутила Ивана Петровича, – но если Доминик чрез час принесет медали, уступите ли вы лучшую вещь из вашей коллекции?
– Сребреник[23]?
– О, нет!
– Так окаменелый глаз кита?
– И не глаз кита.
– Что ж?
– Фунт Жуковского табаку[24].
Едва я произнес свое скромное требование, как антикварий схватил шляпу, трость и выбежал из комнаты, не удостоив меня ни одним словом. Иван Петрович был очень разгневан еще более потому, что, казалось, в сердце его запала искра сомнения.
По уходе его я вздохнул свободнее. Будь он истинный любитель древностей, конечно, я не позволил бы себе разочаровывать его и охотно набавил бы лет хоть по тысяче на каждый добытый им антик.
Он ушел, а я стал лепить из глины бюст Доминика. К обеденному часу вместо бюста вышел вздор, и, возвратив глине первобытный вид ее, я пообедал наскоро, наелся винограду и лег отдохнуть в ожидании Крозеля. В семь часов Крозель явился.
– Какова аккуратность? – воскликнул он. – Я обещался быть в семь; взгляните: семь без пяти минут; эти пять минут я хотел было простоять на лестнице. Есть сигара?..
– Есть все, что угодно, – отвечал я, усаживая Крозеля на кушетку и пододвигая к нему несколько сигарных ящиков.
– Чем же мне выкупить такое роскошное угощенье?
– Разумеется, рассказом.
– Про милорда?
– И прежде всего про себя.
– А вы станете смеяться?
– Только над серьезными несчастиями.
– Жестокосердный!
– Как быть!
– Суди же вас небо! Делать нечего: обещал – надо выполнить.