«“На ваши письма всегда буду отвечать тотчас же, – писала мне С. А. Толстая еще в 1911 году в Томск. – Жму вашу руку, как всегда, с дружелюбием и доверием к вашему сердцу”. И этот теплый, дружеский тон оставался и во всех последующих письмах ее ко мне.
Трогательно для меня сейчас перебирать эти письма и констатировать снова и снова, что все же мы с Софьей Андреевной были не чужие, – нет, больше того! – мы были, несмотря ни на что, близки, связаны взаимной симпатией, известной долей взаимопонимания и общей горячей любовью, хоть, может быть, и не во всем одинаковой, ко Льву Николаевичу.
Если я не жил в Ясной Поляне, то мы всегда, хотя бы изредка, обменивались письмами с Софьей Андреевной, делясь «“новостями” и переживаниями. Софья Андреевна писала мне, когда я уезжал погостить к матери в Томск. Писала, уезжая сама на время из Ясной Поляны – то в Крым, то в Кочеты к Татьяне Львовне, то в Петербург к Кузминским, и оставляя меня “за хозяина” в доме. Писал и я ей подробно, и обоим нам эта переписка зачем-то была нужна; оба мы, – она – старуха-аристократка, и я, молодой человек без определенных занятий, – зачем-то были друг другу нужны. В 68 лет пробегаю я страницы старых писем вдовы Льва Николаевича, и у меня становится тепло на сердце»>26.
Прежде чем приступить к разбору некоторых черт, характерных для переписки Булгакова с С. А. Толстой, надо упомянуть о следующем: письма личного характера особенно ценны своей искренностью и верностью событиям. Эти качества не всегда характерны для мемуарной литературы. Письма адресованы конкретным лицам, с которыми ведется диалог. Разумеется, если говорить об эпистолярном искусстве вообще, встречаются письма, преследующие цель скрыть или обойти молчанием какой-либо факт, но это совершенно несвойственно данной переписке. Напротив, будучи адресованы близкому другу, эти письма отличаются откровенностью. В них также присутствует дух свободы и естественности, что, как и истинный дух конкретного момента, не только отражает личность каждого автора, но дает возможность понять их эмоциональное и духовное состояние – их глубинный, присущий только им взгляд на жизнь и на искусство, проследить за их взаимным влиянием как в творческом, так и в личном плане.
Булгаков, действительно, подтверждает эти слова, подводя итоги их переписки много лет спустя: