— Блинчики печь, — скрывается за дверью, и в коридоре слышатся ее быстрые шаги. — Тетя Галя, я плоснулась! — кричит на весь дом, а я лишь качаю головой. Пора и мне вставать.
Быстро принимаю душ и привожу себя в порядок. Заплетаю влажные волосы в косу и спускаюсь. По дому уже вовсю расползается аромат свежей выпечки. И вроде все хорошо, но на душе как-то неспокойно. Чувствую себя ужасно неуютно от всей этой ситуации и даже не представляю, как буду смотреть в глаза Ванечке.
Вхожу в кухню и вижу, как моя озорница ловко переворачивает лопаткой блин. Галина Федоровна поправляет и хвалит ее. Какое удивительное радушие.
— Доброе утро, — тихо здороваюсь и присаживаюсь за стол, чтобы не мешать поварам.
— Доброе утро, Виктория, — улыбается мне Галина Федоровна. — Завтракать будете или только кофе?
— Мама, блинчики очень вкусные, — встревает в разговор Нюся. — Поплобуй, я же сталалась!
— Обязательно попробую, — улыбаюсь ей. — Только сначала кофе, если можно.
Взбодриться и прояснить голову сейчас совсем не помешает.
— Конечно. Сейчас сделаю.
— А Иван уже ушел? — осторожно интересуюсь, стараясь не выдать волнения.
— Да что вы, — смеется Галина. — Он еще даже не спускался! Сейчас вот дожарим и пойдем его будить, да, Нюсь?
— Ага.
— А то работу проспит.
— Соня какой, — ворчит Нюся.
— Не надо меня будить. Я уже сам проснулся. — За спиной раздается голос, от которого все внутри стягивается тугим узлом. — Доброе утро.
— Папа, завтлак! — кричит Нюся и бежит к нему.
Иван подкидывает ее вверх, ловит и усаживает себе на руку.
— Что ты мне сегодня приготовила?
— Блинчики со сгущенкой, — важно загибает один пальчик. — Валеньем и… — загибает второй и задумывается.
— Сметаной, — подсказывает Галина Федоровна.
— Да! Сметаной!
— Ну тогда корми.
Смотрю на довольное лицо Ванечки и понимаю, что не имею права находиться ни в этом доме, ни рядом с ним. У него давно своя налаженная жизнь, а я лишь фрагмент прошлого. Сама отказалась от любимого мужчины, а теперь разве могу требовать вернуть все обратно? Да и как вернешь, когда те события всегда будут стоять между нами. Тяжело вздыхаю и отворачиваюсь, молясь лишь о том, чтобы не расплакаться от отчаяния.
— Как ты? — Мягкий шепот колючими мурашками рассыпается по коже.
Поднимаю глаза на Ивана, пытаясь уловить его настроение и понять, что он хочет услышать. Но его лицо не выражает абсолютно никаких эмоций.