– И это я слышу от психиатра? Когда красивая женщина хоть чуть-чуть утруждает себя ради мужчины, это значит, что либо она сильно влюблена, либо ей что-то нужно. В большинстве случаев, это «что-то» вылезает мужчине боком. Итак, в чем твой интерес и почему мне следует напрягаться еще до получения задания?
– Нельзя быть таким подозрительным, – недовольно качнула головой Парда. – Но кое в чем ты прав. Я хочу, чтобы ты принял меня в этот квест.
В ответ мне осталось только театрально развести руками, жестом подтверждая ранее высказанную догадку.
– Но и для тебя это более чем выгодно! – возмутилась Парда.
– Значит, если бы не твое вмешательство, задание от старейшины лично для меня было бы не таким выгодным?
– Ну я бы так не сказала…
Мотнув головой, я еще раз повторил жест с театрально разведенными руками.
– С тобой скучно, – тут же сделала финт миура и стала равнодушно рассматривать потолок.
Ну что тут скажешь – с психиатрами лучше в эти игры не играть.
– Хорошо, пошли получать задание, все равно без тебя будет только хуже.
– Хороший мальчик! – Стремительно перегнувшись через стол, миура погладила меня по щеке.
Еще и когти не до конца убрала, зараза! Странное ощущение – и короткий испуг, и резкий укол желания.
Еще более странным было, что подобный демарш я встретил абсолютно спокойно. Снять напряжение вчера не удалось, зато стычка позволила прийти в себя и собраться.
– Мы либо дело делаем, либо морочим друг другу голову, – сказал я, глядя прямо в вертикальные щели зрачков миуры.
– Дело, – уже более серьезно кивнула Парда.
Забег по лианам занял минут десять. Старейшина встречал нас на своих любимых подушках с уже знакомым видом обожравшегося сметаной кота.
– Зацеп, я рад тебя видеть и хочу обратиться с просьбой, – без обиняков перешел к делу миур. – Во время представления и боя с отщепенцем ты показал свой ум, ловкость и силу.
– Слушаю вас, старейшина.
– Сто лет назад, – с видом сказителя начал говорить старейшина, – миуры жили абсолютно без забот и вражды. Нас вел за собой дух-хранитель, покровительница миуров Митили, которую называли питомицей Двуликого. В те дни мы все чувствовали себя, как пух на ветру. Каждая мысль была легка и ни к чему не вела, каждое действие являлось необъяснимым, и никто не пытался его просчитать. Это была настоящая свобода…