Не успели мы еще на другой день собраться все перед тем же «Пищевиком», как на крылечке вновь появилась Нина Ивановна, сияющая на этот раз майским солнышком и, одарив нас самой медовой из своих улыбок, закричала столь радостно, как будто увидела сыновей, вернувшихся невредимыми с войны: «Боже мой, мальчики! Какое недоразумение произошло вчера! Какие вы, оказывается, умные и интеллигентные! Вы можете продолжать все как прежде, я даже разрешаю вам еще чего-то там». И т. д. Мы ушам своим не верили и, похлопав немного глазами, ушли, дабы не развеять сон или не вляпаться в какую-то ловушку, коварно подготовленную нам. Но все оказалось проще.
В то утро вышла газета «Правда», которую никто из нас еще не успел прочесть, но Нина Ивановна по долгу службы уже просмотрела. И в этой «Правде» была статья о книге Кочетова какого-то ранее неизвестного автора. В ней он слегка так по-отечески пожурил Кочетова за то, что тот несколько перегнул и за огрехи стиля. Для советского флюгера, каким была Нина Ивановна, державшего нос всегда по ветру, не имели никакого значения стиль и качество критики. Главное было направление. И ветер сверху дул именно в ту сторону, в которую мы дунули на день раньше. Ну, так разве после этого мы не замечательные, интеллигентные мальчики!
Но все на свете имеет конец, и клуб, постоянно боровшийся за свое существование, чтобы его не закрыли сверху, лопнул как о’генриевский трест изнутри. Смирный развелся со своей женой, которая была активисткой клуба и одним из членов его совета, и женился на другой активистке, также входившей в совет. После этого ему стало как-то неудобно в совете и в клубе и он объявил о его роспуске и создании вместо него некой, как он назвал, «Библиотеки», т.е. по сути философского кружка, ибо в ней, в философии, как он сказал, вся соль. Как видим, не только у меня путь к философии пролег через деятельность в клубе. Правда, для членов «Библиотеки» философия свелась к углубленному изучению марксизма, и ни один из них по-настоящему философом не стал, и довольно скоро они бросили это занятие.
Я в «Библиотеку» не пошел, так как философия как дисциплина меня еще не привлекала, и я был еще в упоении деятельностью. Подавляющее большинство клубников тоже не пошло в библиотеку, да Смирный туда всех и не звал. Оставшиеся решили продолжить клуб, но им, как поет Высоцкий, «вождя недоставало».