– Да ты шутница! – радостно подхватила Анна Панкратовна. – Шутки мы любим. Будь всегда такой, Полюшка.
Так и началась у Полины новая жизнь. В тот же день после работы женщины из её цеха нежданно-негаданно нагрянули к ней домой, в избу, которую освободила прежний мастер, и принялись за устройство быта. Решили, что надо всё побелить, покрасить полы и окна, прибить что-нибудь к стенке вместо ковра.
– Печку я тебе переделаю сегодня же, – объявила Анна Панкратовна. – Разве это печь? Мы тебе сделаем настоящую – русскую, да ещё с камином, чтоб всё по моде было. – И тут же стала прикидывать, с чего начать.
Полина только успевала удивляться, откуда всё берется у этих женщин и как у них ловко получается. Притащили извести, краски, каленых кирпичей. Что-то срывают, что-то прибивают, двигают, шумят, смеются…
В два часа ночи в доме уже топилась переконструированная, пахнущая сырой глиной печь. Справляли новоселье.
– Ты, Поленька, не грусти, – говорили ей, – у нас жизнь вполне интересная. Особенно летом, когда всё расцветет. Вот только привыкнуть тебе надо к женской компании. Мужики наши всё время в море или в тайге. Так что доля бабья здесь – одиночество. А будешь с коллективом – не пропадешь, не заскучаешь.
Полине понравились женщины. И вообще – новая жизнь её началась лучше, чем ожидала. А то, что здесь нет столовой, клуба, библиотеки, нет кино и даже телевидения – это не страшно. Для начала у неё есть свои книги, музыка – братишка перед отъездом подарил проигрыватель. А там пришлют и новые книжки, записи. Главное – у неё интересная работа. Она, наконец-то, обрела свободу и самостоятельность. Да и о Крайнем Севере она давно мечтала. Сбылось и это.
Все дни с утра и до позднего вечера Полина пропадала в своём рыбном цехе, где женщины консервировали тихоокеанскую сельдь в разных соках – яблочном, томатном, винном. Здесь же, в кабинете начальника, все вместе обедали за длинным столом.
Только вечерами Полина сидела дома одна возле открытой печи, смотрела на красный огонь и потихоньку грустила. Тут же она, читала стихи своих любимых поэтов, которых она выбрала из домашней библиотеки тщательнейшим образом задолго до отъезда: томик Пушкина, Тютчева, Блока, Бунина, Есенина, Хикмета, Фёдорова, Рубцова. Пляшущий в печи огонь напомнил ей стихи Назыма Хикмета: