Мраморная роза - страница 7

– Твой друг умер, – покачал головой мужчина, – ужасно, просто ужасно.

В сердце появилась закипающая злость. Бледными, исхудавшими руками, Лиза оттолкнула мужчину и попыталась убежать, но тот подхватил ее и сжал между рук на весу.

– Я стану твоим другом, ты ведь одинока? Я буду за тобой заботиться, готовить вкусную еду, выслушивать и играть во что захочешь.

– Ты мне не нужен, мне никто не нужен! У меня только один друг, и я его не предам! – девочка вцепилась в его сиреневую гриву волос, пытаясь вырвать из нее клочья.

– А ты хочешь его вернуть? Я могу помочь тебе найти того друга.

Упорство закончилось, костлявые ладошки уперлись в жесткую ткань черного костюма.

– Как? Я знаю где он похоронен, а умирать так рано не собираюсь. Ты мне ничего не можешь предложить, – голос Лизы переменился, теперь в нем была слышна тоска, такая бездвижная и уничтожающая, – я тебе не поверю, не старайся.

– Ну тогда я тебе навяжусь, пока ты не смиришься и не поверишь, – мужчина поудобнее для себя усадил ее на руках, – и не смей упираться, я знаю про тебя все и ты от меня не отвертишься.

Зажав Лизе рот и руки, он последовал знакомой ребенку тропой.

Смуглые, тонкие ручки перетирали кружевные тарелки. Длинные, выкрашенные в пепельно-коричневый цвет волосы, спадали прядями на лицо, заставляя постоянно себя поправлять. Ну конечно, их длина была ниже лопаток, уже ни раз обрезанные, они спустя столько лет наконец смогли пройти границу плеч.

Лиза, казалось, совсем не изменилась. Она все так же напоминала хрупкую куклу, которую легко сломать, с загорелой кожей, вечно распущенными волосами, в уже по моде подранных джинсах и однотонной майке или свитере. По лицу всегда было понятно, что она чувствует, а тело постоянно выдавало ее личную подвижность и юркость.

В свои девятнадцать, она не имела из семьи больше никого, кроме матери, которую, впрочем, не видела после оглашения завещания умершей три года назад бабушки. Сейчас она жила уже в собственной маленькой квартире, купленной на доставшуюся ей треть старой квартиры, и ездила на дедушкиной машине, подранной белой тойоте, купленной, когда она была еще ребенком.

Сзади, за деревянным, массивным столом сидел Апрель. Густая сиреневая грива, похожая больше на шерсть, чем человеческие волосы, темно-синие глаза, молочно-белая кожа, мягкая на ощупь, скрывающая тугие мышцы, выделяющиеся по всему телу. Кончики пальцев имели тот же оттенок, что и пряди, прямо сейчас они набирали текст курсовой Лизы. Вместо того, что бы просто заменить непонравившиеся ему слова, он полностью перепечатывал текст на свой лад, а споры и недовольство полностью опровергал.