– Прости, – бросила Ольга Игоревна, – я не владею собой.
До больницы мы ехали уже спокойно. Анина мама старалась держать себя в руках.
– Аня в семнадцатой палате. Иди. Я сейчас, – сказала Ольга Игоревна.
Я поднялся на второй этаж поликлиники и очутился в плохо освещённом коридоре. Солнечные лучи едва проникали сквозь закрытые жалюзи, а половина подвешенных к потолку ламп уже давно перегорела. На лестничной клетке о чём-то беседовали пожилые мужчины.
Сердце учащённо билось. Перед глазами молниеносно мелькнул вчерашний день…
Что если…
Нет.
Я не буду об этом думать.
Я осторожно заглянул в палату. Аня лежала на кровати возле окна.
– Привет, – сказала она, отложив книгу, которую держала на согнутых коленях.
– Привет. Как ты?
Я сел рядом с Аней.
– Нормально. Уже гораздо лучше.
– Что с твоей мамой? Она сама не своя.
– Она сказала тебе?
– Только о том, что ты хочешь меня увидеть.
– Я попросила её заехать за тобой. Мне сделали томографию. Сегодня утром меня повезли в какой-то зал и положили внутрь большой белой штуки. Она загудела. А потом… Хм… Я никогда не забуду лица врачей. Они смотрели то на меня, то на полученные снимки, то на зелёные стены, то снова на меня… Спустя час были готовы результаты других анализов.
– И?..
– Я живой труп… Ну или мертва душа, как говорил Гоголь.
Аня усмехнулась и развела руками.
– Я ничего не понимаю.
– У меня глиобластома четвёртой стадии.
Глиобластома.
Четвертой.
Стадии.
– Что это? – спросил я, тщетно пытаясь понять значение неизвестного медицинского термина.
– Дрянь, которая живёт в моём мозгу! – закричала Аня.
– Это из-за неё у тебя болела голова?
– Да. Она убивает меня. День за днём. Врачи решили не скрывать подробностей моего диагноза. Они так мило со мной беседовали…
– Что они сказали?
– У меня нет шансов.
– Они же не оставят тебя умирать…
– Оставят. Я продержусь ещё пару месяцев. Если бы терапевт, который выписал мне те идиотские таблетки, заметил хоть что-то подозрительное и направил меня сюда, я прожила бы несколько лет… Сошла бы с ума от химиотерапии, постоянных уколов, лекарств и операций. По удалению самой опухоли. По удалению рецидива. А потом по вскрытию, конечно же.
– Но ведь тебя могли спасти… Разве жизнь не стоит того, чтобы за неё бороться? Почему ты так долго молчала? Почему делала вид, что всё хорошо? Есть же другие врачи…