Мама хотела меня окликнуть, но решила, что это бессмысленно.
Я захлопнул дверь своей комнаты и лёг на кровать, уткнувшись лицом в подушку.
Вспоминая тот день сейчас, я удивляюсь точности, с которой могу пересказать неуловимые детали.
Человеческий организм никогда не забывает моменты проявления своей защитной реакции.
Естественная реакция моего организма на глиобластому Ани заключалась в неприязни ко всему окружающему миру…
Оказывается, горечь утраты – не режиссёрская и писательская выдумка, а реальная перспектива.
Я спал без снов.
Утро выдалось удивительно ярким.
Я встал чуть позже девяти. Обычное для каникул время, но мне казалось, что я проспал целую вечность.
Вместе со мной оживало и ненавистное слово. Оно больно стучало в ушах; я зажал их руками, идя в ванную.
Я до конца открыл кран, и меня накрыл водопад ледяной воды.
Точь-в-точь как вчера.
От холода костлявые пальцы мгновенно посинели. И никакого прилива бодрости. Закаливание по утрам – бесполезная вещь.
На завтрак были тосты. Вместо яичницы у меня получилось запечённое месиво из белков, желтков и скорлупы, которая полетела в сковороду вместе с яйцами. «Омлет» нашёл свой последний приют в мусорной корзине.
Пиликнул телефон, забытый на кухонном столе во время вчерашнего ужина.
– Я вернулась, – сообщило выскочившее уведомление.
Мама забрала Аню из больницы.
– Хорошо, – ответил я.
Я не знал, что написать.
Я не знал, что нужно говорить, когда человека отправляют умирать домой.
– Зайдёшь ко мне? Выберем гроб.
– Ок. Но насчёт последнего сомневаюсь, – быстро набрал я и, заблокировав телефон, бросил его на одно из кресел, составлявших (как говорил папа) «мягкий уголок». Громоздкая конструкция из мебели напоминала его весьма отдалённо.
До дома Ани я шёл меньше пяти минут.
Высокое четырнадцатиэтажное здание располагалось в соседнем квартале, напротив детской площадки, которая за последние годы превратилась в превосходные декорации для киносъёмок.
Старые, проржавевшие качели скрипели, песочница, наполненная грубым речным песком, выставляла напоказ отсыревшие и кое-где сгнившие доски. Пока ещё целые прутья выломанных лавочек прикрывали куски фанеры.
В воздухе нестерпимо пахло канализацией. И как они тут живут?.. Я поморщился и позвонил в домофон.
Сорок вторая квартира находилась на седьмом этаже. Лифт не работал, поэтому пришлось искать лестницу и подниматься пешком, наталкиваясь по пути на мусор, разбросанный самими жильцами.